Директор санатория тоже был грузин и, как я понял, дружески относился к писателю. Показывая на Бидзину, он сказал:
— Его друзья — мои друзья. Вот вам ключи от комнаты, располагайтесь и будьте как дома.
Вечером мы с Бидзиной гуляли по берегу моря и зашли в домик, где он отдыхал со своими друзьями. Тут на втором этаже в большой комнате две официантки накрывали стол. Из других комнат, — а их было пять или шесть, — выходили молодые грузины, Бидзина мне их представлял, и скоро образовался шумный весёлый кружок, в который как-то незаметно втянулся и я, и вот уже сидел с ними за столом, разделял трапезу. Однако еда тут была далеко не монастырской — с наличием вина, коньяка и русской водки. Я с ужасом подумал, что вот сейчас и мой Бидзина снова будет пить, как он пил прежде, но, к счастью, этого не случилось. Бидзина не пил, да ему и не предлагали. К своему удовольствию, я заметил, что грузины больше пили вино, а коньяк и водку пили немногие, да и то малыми дозами.
Возле меня сидел пожилой грузин, сказавший мне:
— Не имел чести вас встречать, но роман ваш «Подземный меридиан» читал и с двумя статьями Феликса Кузнецова о романе также знаком. Я профессор, преподаю русскую литературу в Тбилисском университете.
Профессора звали Вано Заримба. Для меня он оказался большим подарком. В последующие дни я видел, что Бидзина был всё время занят, а мой тёзка Вано всегда был рад составить мне компанию, интересно рассказывал обо всём, что нас тут окружало, а со временем становился всё откровеннее и заходил в такие деликатные уголки, которые, казалось бы, выходили за рамки мужских откровений. Бидзину он не щадил и выказывал к нему явную непочтительность. Горячо меня убеждал в неискренности этого человека и даже в его тайных замыслах.
— Вы ему нужны. О-о-о!.. И ещё как! Ну, какой он писатель? Ну, что-нибудь там начирикал из школьной жизни, — он же двадцать лет был директором школы, — ну, и что?.. Кому нужны его творения? Положим, здесь, в Грузии, он и тиснет что-нибудь, но если ты печатаешься на грузинском языке — кто тебя знает? Кому ты нужен?.. Они, грузины, и сами-то всё больше на русском говорят. Если же писатель, — ну, накропал дюжину рассказов, тиснул их на своём родном… А какой у тебя родной? Сванский, мингрельский, аджарский?.. Но, может быть, осетинский? Осетия ведь тоже Грузия. И что дальше? Кому ты нужен?..
Такие откровения резали слух, я думал: «Что же ты, милый, о своём родном языке так говоришь?.. Наконец, вы же товарищи, грузины!..»
Но потом узнал: Вано не грузин, он абхаз. А грузины и абхазы, как он мне рассказал, настолько разные люди… Это как бы гусь и курица.
Вспомнил я, как мы с Фёдором Григорьевичем Угловым и нашими жёнами отдыхали в Сухуми и там нас пригласил пообедать министр юстиции Абхазской автономной республики. Он тоже был абхаз и в адрес грузин всё время говорил одни колкости. Рассказал, как в Тбилиси умер секретарь ЦК грузинской компартии, русский по национальности. Хоронили его при большом скоплении народа. Шеварднадзе, бывший тогда начальником КГБ Грузии, послал своих «мальчиков» послушать, о чём там говорят люди. Мальчики послушали и доложили: «Люди говорят: был один порядочный человек в грузинском правительстве, да и тот умер».
С Вано мы подружились. И утром, и днём, и вечером гуляли по берегу моря. Погода была хорошая, и мы все дни проводили на воздухе.
Бидзина с нами тоже гулял, но он куда-то отлучался — и надолго. Вано говорил:
— Вы не удивляйтесь и не обижайтесь на него: грузины народ не простой, мы много веков живём с ними вместе, а до конца понять их не можем. Недаром говорят: восток — дело тонкое. Они люди восточные.
— А вы?.. Вы же тоже…
— Ну вот, я снова встречаюсь с русским, который нас не очень хорошо знает. Вы надписи на местах общественного пользования у нас в Абхазии видели?
— Да, конечно, — алфавит у вас наш, славянский.
— А людей с серыми, зелёными и даже синими глазами видели?
— Да, у вас много таких. Но такие глаза и у грузин есть.