Должности по обслуживанию жилищного хозяйства занимали самые разные люди. Вспоминаю одного управдома с улицы Стачек. Это был очень добросовестный и трудолюбивый управляющий. На него от жильцов и даже из отделения милиции поступали хорошие отзывы и характеристики. И вот, когда мы запросили стандартным письмом ту деревню, где он родился и откуда прибыл в Ленинград, получили ошеломляющий ответ. Все были потрясены. В нем говорилось, что управдом уже несколько лет скрывается и никто не может установить его новый адрес, а разыскивается он за убийство председателя сельсовета. Это заставило нас более внимательно проверять документы каждого.
Многие помнят, что в это время начались работы и по подготовке к выдаче населению паспортов. На РЖС, а следовательно, и на меня выпала тяжелая нагрузка.
Должен признаться, что работа меня крайне утомляла. Я не появлялся дома – надо было усиленно работать. Ночью чаще всего спал на кушетке.
День сменялся новым. Не только ленинградцы, но и все советские люди с каждым днем узнавали все больше и больше очень тревожных новостей.
Именно тогда мне пришлось не только услышать, а признать и понять, во что трудно было поверить.
Я приводил уже рассказ очевидца ареста Левина, подробно описавшего, как все происходило непосредственно после того, как он отстоял в почетном карауле у гроба С.М. Кирова в Таврическом дворце.
Немного я уже рассказывал и о том, как на убийство С.М. Кирова реагировала Москва, вернее, руководство нашего государства. Начался разгул репрессий. Но об этом более открыто стали говорить сравнительно недавно.
Простым гражданам очень тяжело было узнавать о массовых арестах тех, кто пользовался уважением и доверием, а нам их представляли как якобы принимавших участие в убийстве С.М. Кирова или вообще являвшихся врагами народа. Вскоре были арестованы и Д.Ф. Кирьянов, И.И. Алексеев, военный комендант города Федоров, а за ними следовали и другие, которых я хорошо знал и кому очень верил. Многие из моих друзей и я лично, узнавая о каком-либо очередном аресте, высказывали единую мысль: «Оказался врагом народа, как хитрил, а мы ему верили!» Это была широко распространенная оценка событий того времени. Должен признаться, никто не подозревал, во всяком случае те, с кем мне приходилось общаться, что идет лавина незаслуженных арестов, ничем не обоснованных репрессий.
Эта тема очень болезненна и по сей день, и хочется уже сейчас с ней покончить навсегда. Поэтому остановлюсь только на одном судебном процессе, который имел место уже несколько позднее – тогда, когда я в районе не работал. Однако он косвенно связан невидимой нитью именно с теми годами, на описании которых я уже останавливался.
Шел 1937-й год. Аресты продолжались и охватывали все больший круг известных людей, в особенности военных.
Ведь только подумать, в июне 1937 г. Специальное судебное Присутствие Верховного Суда СССР приговорило на основании своего решения от 11 июня к высшей мере наказания – расстрелу – таких видных военачальников, как М.Н. Тухачевского, Н.Э. Якира, И.П. Уборевича, А.И. Корка, Р.П. Эйдемана, Б.М. Фельдмана, В.М.Примакова и В.К. Путна.
Могли ли мы сомневаться в правомерности вынесенного судом приговора, если в Специальном Присутствии Верховного Суда Союза ССР перечислялись: председательствующий – председатель Военной коллегии Верховного Суда, армвоенюрист В.В. Ульрих; члены Присутствия: зам. народного комиссара обороны СССР, начальник Воздушных сил РККА командарм 2-го ранга Я.И. Алкснис; маршал Советского Союза В.К. Блюхер; начальник Генерального штаба РККА командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников, командующий войсками Белорусского военного округа командарм 1-го ранга И.П. Белов, командующий войсками Ленинградского военного округа командарм 2-го ранга П.Е. Дыбенко, командующий Северо-Кавказским военным округом командарм 2-го ранга Н.Д. Каширин, командир б-го Кавалерийского казачьего корпуса им. Сталина комдив Горячев.
Прошло более 50 лет, а я не мог согласиться с этим приговором ни тогда, ни теперь. Тогда мы все буквально с ужасом восприняли известие об «имевшем место преступлении» столь видных военных деятелей. Многие из них мне были лично известны. В состав суда входили столь же видные военные деятели, и это было особенно тяжело, потому что мы верили этим судьям, как людям выдающимся и авторитетным.
Остановлюсь только на некоторых, кого лично знал или контактировал по службе, а чаще просто присутствовал на их выступлениях или на проводимых ими совещаниях. Итак, начну с осужденных.
Тухачевский Михаил Николаевич. Еще совсем юношей я присутствовал в выборгском Доме культуры на лекциях командующего ЛВО для комсомольского актива, посвященных боям периода Гражданской войны. Лекции были содержательными, вызывали огромный интерес у слушателей.
Мне пришлось быть в группе, посетившей один из полигонов Ленинграда. Впереди нас, комсомольцев, шли руководители, командиры РККА. Вдруг мы заметили, что они подтягиваются и шепотом подсказывают нам подтянуться. Около пушки стоял человек в спецовке, только что поднявшийся с земли. Проходя мимо него, наши командиры взяли под козырек. Он помахал рукой, широко улыбаясь. Позже мы узнали, что это командующий ЛВО знакомится с новой моделью оружия.
Эйдеман Роберт Петрович. После занимаемого поста начальника и комиссара Военной академии им. М.В. Фрунзе в 1932 г. был назначен председателем Центрального совета «Осоавиахима». Боевой путь Р.П. Эйдемана тоже всем был хорошо известен. Мне лично посчастливилось познакомиться с ним в ЦС «Осоавиахима» в Москве при очередном посещении Б. Трама, который занимался вопросами ПВО и ПВХО в добровольном обществе. Все сотрудники Центрального совета, с которыми мне приходилось разговаривать, общественные деятели, которые были в той или иной степени связаны с Центральным советом, были буквально покорены председателем. Мне он тоже очень понравился своим вниманием и умелым решением вопросов. И вдруг – «враг народа»!..
Примаков Виталий Маркович с 1935 г. был заместителем командующего ЛВО. Несколько раз мне посчастливилось видеть его на совещаниях и даже один раз слышать его выступление, которое всем присутствующим понравилось, и после, в кулуарах, мы обсуждали правильность его суждений. И он был... «врагом народа»! Этот прославленный воин и военачальник был очень интересным человеком. Тогда я не знал о нем многого. Не знал, что в 1925–1926 гг. он находился в командировке в Китае. Могу только предположить, что уже в те годы он познакомился, а может быть, подружился с Валентином Константиновичем Блюхером, который находился в Китае в 1924–1927 гг. и являлся главным военным советником революционного правительства. После возвращения из Китая Примаков стал военным дипломатом, он был военным атташе (1927–1930) в Афганистане и Японии. Когда я вернулся из Испании и вскоре узнал, что и Блюхер пал жертвой репрессий 9 ноября 1938 г., не мог понять, как можно объяснить, что «враг народа» Блюхер был участником вынесения приговора «за измену Родине» за полтора года до своей гибели Примакову и другим крупным военачальникам, репрессированным 11 июня 1937 г.
Мы уже тогда, в 1938 г., в кулуарах Главразведупра слышали, что в составе «Специального Присутствия Верховного Суда СССР», осудившего маршала Советского Союза М.Н. Тухачевского и других, были и те, которые находились позднее в числе осужденных Особым Совещанием за измену Родине: Акснис, Белов, Дыбенко, Егоров и другие. Не верилось тогда, что Блюхер был застрелен непосредственно в кабинете Ежова. Многому не хотелось верить, но надо было. Уже находясь на разведывательной работе за рубежом, были и такие обстоятельства, при которых я должен был искать возможность объяснить моим соратникам случившееся. Я не мог найти вразумительный ответ. Мне было очень нелегко.
К великому моему сожалению, к вопросу репрессий я должен буду еще вернуться. Вернусь я и к тому, что такое следствие в НКВД, МВД, МГБ СССР, Особое Совещание. Все это еще впереди.
Я невольно отвлекся и заговорил о том, что долгие годы многих из нас мучило.
Итак, вскоре после того, как Д.Ф. Кирьянов был арестован, председателем райсовета стал «направленный» на эту «избираемую» должность один из «аппаратчиков» Ленсовета Матвеев. Я мало его знал, но он проявил к нашему штабу, да, пожалуй, и ко мне лично внимание. Вместе с ним в наш райсовет прибыла автомашина с соответствующим номером. Сейчас уже точно не могу вспомнить – то ли 0055, то ли 0035. Я останавливаюсь на этом факте только потому, что, став председателем райсовета, Матвеев не счел возможным ездить на этой маленькой и открытой машине. Ему полагалась другая машина, а этой могли распоряжаться в первую очередь Николай Федорович Нионов и его заместитель, то есть я. Она сыграла тоже некоторую роль в моей жизни. Нам по служебным делам надо было поехать в Сестрорецк. На лето я арендовал в Сестрорецком горисполкоме дачу для моих родителей, вернее, половину двухэтажной дачи. Там жили мои родители во время отпусков, моя сестра с недавно родившейся дочкой жила там все лето, и во время отпуска приезжал ее муж. Я там бывал очень редко. Вторая часть дома была арендована известным архитектором, выполнявшим многие заказы А.И. Микояна.