(Урбански, в «Шпионаже мировой войны». Есть предположения, что план 1908 года вообще был русской дезинформацией. Автор, однако, считает, что в основном он совпадал с реальными планами Генерального штаба России, т. е., скорее всего, был правильным.)
Другой аспект предательства Редля был столь же неприятен, как продажа плана развертывания. Австрийский полковник со столь предосудительными, как и дорогими наклонностями, возможно, выдал всех известных ему австрийских агентов в России. (Хёне) То, что Редль параллельно передавал наверх еще и российскую дезинформацию, тоже легко можно предположить, но доказательств этого нет. Но в любом случае Редль не был единственным важным фактором. В 1890-е годы Эвиденцбюро располагало в царской империи «более чем сотней агентов и множеством шпионов, выполнявших поручения время от времени» и прекрасно ориентировалось в русских тайнах. (Райфбергер намекал на русскую дезинформацию, но Мильштейн ни о каких дезинформациях в связи с делом Редля не сообщал. См. также — Хёне). Но с 1903 года, когда наступила последняя фаза сближения между обеими монархиями, шпионаж против России был ослаблен. Возможно, важно и то, что измена Редля припадала как раз на последние годы этой разрядки, то есть на 1907–1908 годы. Во время русско-японской войны между державами Габсбургов и Романовых было налажено вполне эффективное разведывательное сотрудничество. Потому можно предположить, что вначале Редль исходил из того, что оказывает услуги дружественной стране. Это облегчало его измену, которую можно было бы рассматривать как своего рода неформальный обмен информацией. Когда международная обстановка обострилась — после 1908 года — и австрийцам нужно было воспользоваться своими разведывательными сетями, оказалось, что от них почти ничего не осталось. А создать их заново не удавалось, но виноват в этом был не Редль, а нехватка денег. Причин того, что как раз в годы, предшествовавшие войне, австрийская разведка оказалась почти бессильна против своего грозного восточного соседа, несколько. Хотя с 1913 года предпринимались попытки активизировать старые и создать новые шпионские сети в России, но удавалось завербовать только «мелких шпионов», потому достаточно хорошо ориентироваться в «важных процессах военного характера» не удавалось, а вербовка лиц, занимавших важные должности, сорвалась. Последствия возможного предательства потому невозможно было устранить до начала войны из-за дефицита и денег и времени. Полный масштаб подготовки России к войне, во всяком случае, не был определен австрийской разведкой. Но маловероятно, что и более правильная оценка русского военного потенциала, если бы даже она и удалась австрийской разведке, смогла бы в значительной мере повлиять на принимаемые австрийским командованием военные решения 1914 года — слишком мало было у него возможностей для маневра.
Но и русским проданный им австрийский план принес не больше пользы, чем австрийцам — русский. «В письменном столе Редля было найдено так много заметок об адресах прикрытия и пунктах курьерской связи русских», что австрийскому Генеральному штабу было нетрудно, «наполнить разведывательные каналы противника дезинформацией».
(Хёне, Мильштейн. «Редлю были даны т. н. почтовые ящики — несколько адресов в нейтральных странах, вроде Норвегии и Швейцарии — куда он мог бы тайно пересылать письма и фотографии».)
Для этого самым важным было не дать противнику узнать, что знаешь сам. Это было причиной раздутых журналистами скандалов, когда военное руководство всеми силами стремилось скрыть сначала сам факт предательства и разоблачения Редля, а затем его значение и особенно его масштабы. Так как имелись все основания предполагать, что стратегические планы на 1911 год стали известны противнику, для публики было заявлено, что согласно «всем найденным сведениям» «первый след шпионажа» был отмечен 1912 годом. Еще стало известно, что кроме нескольких «инструкций общего характера, связанных с мобилизацией вооруженных сил, не были выданы никакие иные конкретные военные приготовления последнего времени, потому что Редль просто не имел к ним доступа». Немецких друзей тоже предумышленно ввели в заблуждение относительно масштабов предательства. (Кроненбиттер, частный разговор между Мольтке-младшим и Хётцендорфом) Кроме того, продолжали упорно настаивать на том, что Редль производил впечатление «человека, внезапно заболевшего психической болезнью», что он давно носился с мыслью о самоубийстве, что он только незадолго до смерти по причине нехватки денег, вызванной его «фатальной страстью» совершил измену. То есть, все сводилось к тому, что хотя это и было омерзительным преступлением, но совершил его человек в состоянии психической неуравновешенности, неспособный к рациональным поступкам, и потому значение его поступков не стоит переоценивать. Общественности был представлен отчет о медицинском вскрытии, доказывавший «болезненные изменения» головного мозга. И потому, в конце концов, несмотря на некоторые промахи, удалось направить развитие аферы в нужном направлении. Российский Генеральный штаб в начале войны все еще исходил из предпосылок, что проданный ему план стратегического развертывания австрийской армии оставался в силе. В заново переработанном российском стратегическом плане 1913 года были точно учтены все сведения, доставшиеся русским благодаря Редлю, и русское наступление основывалось именно на них. Русские планировали охватить с двух сторон ожидавшееся далеко на востоке продвижение австрийцев и, благодаря своему численному преимуществу, уничтожить австрийские войска, марширующие, как предполагалось, прямо в подготовленные для них «клещи». Австрийский план стратегического развертывания в своих основных чертах был составлен в 1909 году, потому вполне мог еще считаться «актуальным». Кроме того, места развертывания и направления наступления, как уже указывалось, нельзя просто варьировать по своему хотению. Но Хётцендорф изменил дислокацию своих войск в одном очень важном пункте. Когда Редля разоблачили в 1913 году, военная верхушка Австрии, очевидно, составила свое мнение о военных планах русских именно на основе того, что могла предположить, как поступят русские, имея на руках австрийский план. Источников, подтверждавших это, не обнаружено, возможно, письменных свидетельств вообще решили не оставлять, но неожиданно для противника в момент начала войны австрийские армии оказались на 100–200 км западнее ранее предполагаемых позиций. Из-за этого российскому командованию удалось в достаточной мере уяснить обстановку на фронте только к середине августа, а вначале войны — потерпеть два неприятных поражения в битвах под Красником и под Комаровом. Российские генштабисты уже после войны сделали такой анализ: «Слепо доверившись купленному у полковника Редля плану стратегического развертывания австрийской армии, императорский Генеральный штаб полностью просчитался. Обладая богатым информационным материалом о совещаниях австрийского Генштаба под руководством его начальника Конрада фон Хётцендорфа, в российском штабе считали, что располагают сведениями, в полной мере достаточными для достижения стратегического успеха». Но «основные силы австрийцев избежали удара». В конечном счете, сведения Редля «принесли больше вреда, чем пользы». (По иронии судьбы этот успех стал известен лишь спустя много лет после войны благодаря публикациям научных работ российских военных.)