Вспоминались и теплые майские вечера, когда мы, подростки, сидя на лавочке и на бревнах у громадных кустов сирени, пели песни Дунаевского и Блантера на слова, естественно, Лебедева-Кумача и Исаковского, а вокруг нас летали стаи майских жуков, и их золотистые крылья волшебно сияли.
А какая в Курске была земля! Когда я подростком копал грядки в саду, то просто не знал, к какой земле прикасаюсь, и только много лет спустя, изрядно повозившись с грунтом в разных местах, понял, что такое курский чернозем. Мать, занимаясь огородом в Подмосковье, все время ворчала: «Разве это земля? Вот у нас была земля так земля — черная, жирная, ее можно было на хлеб намазывать вместо масла!»
В мой первый после долгой разлуки приезд в Курск в конце войны родной дом показался маленьким, потолки низкими, мать тоже стала ниже ростом, почему-то изменился и ее голос. Он стал тише и глуше. Изменилось все…
Сейчас в этом доме живут незнакомые люди, в саду и во дворе все переменилось, появились какие-то новые строения, и этот дом, когда я его увидел много-много лет спустя, перестал быть для меня тем любимым местом, каким был раньше. А в памяти навсегда остался прежний дом, прежний двор, прежний сад, и все, кто жил в этом дворе, навсегда остались со мной.
Изменились и другие дома, и сами улицы. На оживленной ранее улице Пионерской не было видно ни души, а гостеприимный дом подруги юности Жени Старосельской был разрушен. От дома остался обвалившийся остов, и узнать уже ничего было нельзя, но на заборе кто-то написал мелом его старый номер — 31.
С юных лет мне хотелось какой-то частицей остаться там, где я жил, учился, работал… Мне всегда казалось это очень необходимым. Если человек покидает какое-либо место и там от него ничего не остается, значит, и само наше существование является чем-то призрачным и несерьезным. А как остаться? Что-то сделать материальное, чтобы можно было сказать: это сделал я? Остаться в письмах, фотографиях? Но главное, конечно, сохраниться в памяти людей, которые продолжают жить там, откуда ты уехал. А люди уезжают из прежних мест, что-то забывают, что-то теряют по дороге жизни, а потом и сами уходят, исчезает их след, и ничего от них не остается в памяти. Хотелось мне, чтобы остался я в памяти нашего класса «А» 4-й курской средней школы, бывшей железнодорожной. Годы шли, и мне казалось, что собираются вместе время от времени ровесники, вспоминают своих однокашников, интересуются их жизнью.
И вот после 25-летнего перерыва я приехал в Курск со старыми фотографиями, чтобы разыскать свой класс и напомнить о себе. Тщетно. Нет класса. Есть давняя и близкая знакомая Тамара Анненкова, которая когда-то была Тамарой Комаровой, жила во дворе школы № 4 и знала ее учеников. Остался одноклассник Юра Ендржиевский, утомленный жизнью человек. Мы рассматривали с ним дорогие фотографии, на которых были изображены девочки и мальчики, снятые после окончания 4-го и 7-го классов. Юра рассказывал о том, кто где, а мой летописец — внучка Ксения, у которой с самого раннего детства легкая на писание рука и, наверное, есть литературный дар, записывала с его слов: «…Танкист, погиб на фронте… Летчик, погиб на фронте… Умерла… Умерла… Неизвестно где… Живет в Курске… Появлялся на короткое время в капитанских погонах… зарезан в драке… Обе умерли… Погиб на фронте…» И все в таком же духе. Наконец, «Кирпиченко Вадим. Жив» — так внучка и записала. Против имени Юры Ендржиевского такая же отметка. Ну и еще малая горстка живых. А так большинство рассеялись, погибли на фронтах, просто умерли, ушли в неизвестном направлении. Нет нашего класса 4-й курской средней школы, а в здании самой школы теперь размещается детский театр.
Опуская другие остановки на жизненном пути, упомяну, что очень хотелось остаться в памяти тех, кто служил со мной в родной 103-й Гвардейской воздушно-десантной дивизии. В годы учебы в Московском институте востоковедения из этой дивизии вначале приезжали ко мне сослуживцы, тем более что путь многих лежал через Москву, а потом все окончательно разъехались по собственным маршрутам…
Один знакомый генштабист иногда говорил мне, что 103-я дивизия все стоит, мол, на том же месте, близ Полоцка и Витебска, в белорусских лесах.
И вот… в декабре 1979 года на кабульском аэродроме я встретился с бравым генерал-майором, командиром воздушно-десантной дивизии, которая первой высадилась на афганской земле для «выполнения интернационального долга». И это была моя 103-я Гвардейская Краснознаменная ордена Кутузова 2-й степени воздушно-десантная дивизия.