Круглосуточно мы наблюдали за Шарковщиной с близкого расстояния, порой приходилось вести разведку боем. Когда собрали необходимые данные, мы с Поповым составили подробную схему и доложили командованию отряда. В этих вопросах очень хорошо разбирался наш начальник штаба Иван Парфенович Щукин. Как все штабные работники, он был дотошным человеком, любил точность и аккуратность, часто сам перепроверял разведданные. И не потому, что не доверял, просто не мог усидеть в штабе.
— Схожу-ка я сам посмотрю, — обычно говорил он и отправлялся вместе с нами.
Иван Парфенович по-пластунски исползал все окрестности Шарковщины, хотя сам, здоровенный мужчина, обливался потом, но не отставал от разведчиков.
— Молодцы, хлопцы, — при нас он сказал Фидусову и Семенову дня через два, — точную характеристику дали вражескому гнезду.
Андрей Григорьевич Семенов после ранения уже возвратился в отряд, правда, на задания ходить не мог. Хотя рана и зажила, но пулю извлечь партизанским хирургам так и не удалось. Надо было видеть, какая грусть стояла в глазах комиссара, когда сводный отряд, более полутораста человек, под началом Леонида Петровича Казакова ушел без него.
К этой операции серьезно готовились. Подрывники нашего отряда под руководством Павла Гаврилова обучали партизан-новичков обращению с толовыми шашками — раскладке зарядов на стыке таким образом, чтобы одним взрывом повредить два рельса. Подрывники сводного отряда подорвали более двух тысяч рельсов, вывели из строя стрелочные переводы.
Наша разведка в этой операции не участвовала: мы скрупулезно изучали Шарковщину. Гарнизон оказался сильным, состоящим из охранных частей и полиции. Когда же сюда прибывали на переформирование фронтовики, в райцентре находилось полторы-две тысячи солдат, а иногда и больше.
Рассвет над Дисной
Наблюдение за гарнизоном в Шарковщине вели круглосуточно двумя группами. Одну возглавил я, другую — Попов. Сведения тщательно сопоставляли и анализировали. На основании этих и других разведданных штаб отряда разрабатывал планы боевых операций.
Заместители командиров отрядов по разведке тем временем налаживали связи с подпольщиками, связными, со своими доверенными людьми и также получали сведения о противнике. Таким образом наши разведданные перепроверялись. Если сведения совпадали, то можно было уверенно планировать и проводить ту или другую операцию.
Шарковщина оказалась сложным объектом для разведки. Она находилась сравнительно недалеко от фронта. Сюда ежедневно прибывали на переформирование и отдых воинские части. В связи с этим менялась численность гарнизона и его вооружение. Правда, мы все знали об охранных частях — фольксштурмовцах, о формированиях предателей. Они в Шарковщине размещались постоянно, в меру своих сил и отваги вели борьбу против нас. Однако эти силы уже не принимались в расчет, так как для нас они особой опасности не представляли, тем более в 1944 году, когда вся оборона немцев затрещала по швам.
Тем временем началось бегство предателей из восточных областей Белоруссии, а также тех, кто прибыл сюда из Смоленской, Орловской и Курской областей. Они уже не знали, куда деваться, а гитлеровцы теперь предателей не брали под свою защиту, как это было раньше. Фашистам надо было спасаться самим.
15 июня 1944 года комбриг приказал командирам отрядов подготовить половину личного состава для подрыва железной дороги на участке Полоцк — Двинск. Взрывчатки к этому времени было достаточно, так как наладилась устойчивая связь с Большой землей.
В ночь на 18 июня наша бригада, совершив многокилометровый марш, подорвала 470 рельсов, железнодорожный мост, будку путевого обходчика и 10 телеграфных столбов. Эта операция, как и последующие, была составной частью «рельсовой войны» накануне освобождения Белоруссии от фашистских захватчиков. Тем временем к нам прибыли остальные отряды под началом А. В. Сипко. Антон Владимирович снова стал комиссаром бригады, Леонид Петрович Казаков вернулся в отряд имени В. И. Чапаева комиссаром, а Евгений Савельевич Крахмалов возвратился на прежнее место — заместителем комиссара нашего отряда по комсомолу.
24 июня 1944 года мы узнали о начавшейся операции «Багратион». На площади в Жуковщине провели митинг. Настроение у всех партизан было приподнятое. Каждый понимал, что пришел час освобождения родной земли. Партизаны клялись усилить удары по врагу, быстрее освободить истерзанную Белоруссию. Выступил на митинге и я, заверил, что разведчики будут еще пристальнее следить за врагом, своевременно вскрывать и срывать его замыслы, наносить неожиданные удары и, безусловно, обеспечивать командование всеми необходимыми сведениями о противнике.
И в разведке, и в отряде царил боевой дух, все рвались в бой. Везде одни разговоры — о скором соединении с Красной Армией, каждый строил планы на будущее.
В то же время командование отряда и бригады, исходя из сложившейся обстановки, планировало боевые операции. Предусматривалась также диверсионная работа на железных и шоссейных дорогах. Стрелковым взводам предписывалось усилить удары по врагу из засад.
Разведчики были посвящены в планы командования бригады. Предусматривалось занять районный центр Шарковщину, а затем захватить шоссе Воропаево — Поставы и тем самым отрезать гитлеровцам путь к отступлению. В успехе этой операции мы не сомневались — так велик был боевой дух партизан, вызванный началом наступательной операции «Багратион».
Через день всех политработников, секретарей партийных и комсомольских организаций вызвали в Алашки — в штаб бригады. Совещание проводил только что приступивший к своим обязанностям комиссар бригады Антон Владимирович Сипко. Он подробно рассказал о наступлении советских войск в Белоруссии. Красная Армия успешно продвигалась вперед. Враг отступал. Уже освобождены Витебск, Бешенковичи, весь Сиротинский район, райцентр Шумилино. Последнее было сказано под гром аплодисментов — освобожден наш район, скоро будем дома!
Перед политработниками комиссар поставил задачу: усилить удары партизан по отступавшему врагу, не давать ему покоя ни днем ни ночью. Антон Владимирович также обратил наше внимание на активизацию политмассовой работы среди населения. Он напомнил, что здесь, в западных районах Белоруссии, к сельчанам должен быть особый подход. Надо учитывать, что население два десятилетия угнеталось и безжалостно эксплуатировалось польскими помещиками, а Советская власть в этих местах восстановлена только после 17 сентября 1939 года. Гитлеровцы, оккупировав западные территории, установили тут свой «новый порядок», жестоко эксплуатировали население, обирали его до последней нитки. И хотя до войны Советская власть просуществовала в западных районах только около двух лет, это не прошло бесследно. Люди здесь ждали Красную Армию с большим нетерпением. Мы, политработники, обязаны были ежедневно зачитывать жителям сводки Совинформбюро о положении на фронтах, рассказывать, как наши люди трудятся в советском тылу, чтобы обеспечить победу на фронте.
— Надо разъяснить также, — говорил комиссар, — чтобы при отступлении гитлеровцев жители прятались в леса и болота, иначе их вывезут в Германию на каторжные работы. Для этой цели надо сделать убежища, чтобы сберечь себя от бомбежки и артобстрела. Конечно же, следует прятать имущество и продукты, так как враг при отступлении забирает или уничтожает все подчистую.
Партизанским отрядам вменялось в обязанности взять под защиту местное население, своевременно отражать вражеские набеги на деревни и хутора.
Совещание длилось по тем временам долго — около двух часов. Возвратившись к себе, я застал свободных от поиска разведчиков вместе с командиром. Сюда уже доставили газеты и листовки для населения. В одной из них рассказывалось, как сберечь сельхозинвентарь и провести должный уход за посевами. Урожай, — говорилось в листовке, — люди будут собирать без надзора немецких оккупантов, весь он достанется хозяевам.