Я помню наши тайны и ласки бессвязные,
Торопливые, недоконченные иногда.
Над нами горели звезды алмазные
И луна, как сковорода.
Мы были натуры совершенно разные,
Но нас сковала любовь-вражда.
И вот теперь я вспоминаю наши приключения
И испытываю полу-радость, полу-мучение.
«Мне хочется слышать голоса полупьяные…»
Мне хочется слышать голоса полупьяные
И нюхать известку и сырые кирпичи.
Пусть вечер меня затомит туманами,
Я буду странствовать при блеске свечи…
Падать в яму, скользить по мокрому,
По изрытой земле без цели идти,
Прислушиваясь к тайному шороху
Делаемого конфетти.
Я весь новый и себя не знаю,
Что было вчера, то прошло, как сон.
Я теперь задыхаюсь, замираю,
Когда чувствую, что покорен.
Опускаю глаза на изорванную скатерть
Я не знаю, чей я раб?
Кто будет засыпать в моих объятьях
И сбрасывать меня в трап?
Иван Игнатьев
Opus: 15369
Зовут грозою Розовых воронок
В трубы Проруб.
А для меня совсем-совсем негромок
Удар Курка в Железный зуб.
Надолго Вынужденному срединнику
Закрыть Пугающий привет ВСЕГО.
И нудны все Соседние пустынники –
Пустынней НИЧЕГО.
Это называется «Метрополитен».
Opus: 80447
Давно покинуто собачье –
Приветствую, Кастраты, вас.
Хотя и вылетаю изредка на моно-таксо в Скачки,
Но больше не ищу Себя, Олега и Лолетту Ас.
Это – «Тренировка».
Opus: −45
н
Величайшая
Е
Рье
умомАс
е
б
е
Ввиду технической импотенции – opus И. В. Игнатьева «Лазоревый Логарифм» неможет быть выполнен типо-литографским способом.
Димитрий Крючков
Кричат мобили
Грохочет день. Кричат мобили.
Кругом и шумно и пестро.
Здесь халифат любви и гнили –
Цилиндр и красное перо.
Постылый сон. Открыта рана
И небо дымно розовей,
А на домов немом экране
Венок уродливых теней.
Но минет все и легче дыма
Пройдет и канет. Трудный ход
К вратам желаемого Рима
Тропой истоптанной ведет.
Пусть жизнь в истомности гримасы
Глядится в вечное трюмо
И в электрической кирасе
Хохочет наглый кинемо!
Осенью
Я твой, опять твой, город осени,
К тебе пришел с полярных скал,
Где смутно-томен запах сосенный,
Где неуемен светлый вал.
Люблю напев твой электрический,
Трамваев жесткую игру
И плеск каналов элегический
И слитный говор ввечеру.
В душе пленительными тундрами
Простерлись яви и мечты,
А в сердце – бой; гремят полундрами
Воспоминания листы.
И до утра готов я алости
И синевы твоих огней
Пить до губительной усталости
В лесу поющих фонарей.
Все мнится сердцу увертюрою
И близок искрящийся снег,
Что кроет нас карикатурою
Звездисто-радующих рек.
Константин Олимпов
Задорница
Отдых I
Я, глазным серпом смеяся,
Проходила по деревне,
Двадцать. парней уходила,
Всех любовью извела.
Сердце говором хмелело
Балагурьем в финском пойге,
Хохоча, звенела пеньем,
На щеках пылала кровь.
Руки в боки, да вприсядку
На песке мерцлю ногами:
Гром и молния в движеньях,
Гром и молния в очах.
Удивлялись парни девкой,
Состязаться захотели,
Уморилися одышкой,
Только я была бодра!
Набросок
Заходит кухонное солнце
На фитиле жестяной лампы.
Без керосина пламя солнца,
Тускнеет свет от лампы.
Кадит угаром уголь солнца,
Замолк огонь у лампы.
Я в темноте, но в грезах Солнца
Иной Бессмертной Лампы.