- Она сложена как девица, у которой якобы "все говорит само за себя, начиная от шеи и до кончиков пальцев на ногах", - брезгливо произнес он. - Это слова из афиши клуба, где дают представления с элементами фарса. Она стриптизерка в бурлеск-клубе.
- В жизни каждого человека приходит такое время, - проникновенно изрек я, - когда он получает вполне заслуженное вознаграждение.
- Надеюсь, я буду поблизости, когда вы получите свое, Уилер, - фыркнул Мэрфи. - Обещаю произвести вскрытие безвозмездно.
- Прежде чем вы приступите, лейтенант, - невозмутимо продолжал Лейверс, извольте закончить отчет по делу Джефферсона. Как скоро вы это сделаете?
- К концу дня, сэр, - ответил я не задумываясь. - Не беспокойтесь, я сразу же возьмусь за новое дело, как только отчитаюсь по Джефферсону, даже если для этого придется задержаться на работе вечером. Вы же меня знаете, шериф! - Я скромно улыбнулся. - Я человек исполнительный.
- Я бы сказал наоборот, Уилер. Ни о какой исполнительности не может быть и речи.
Глава 2
Когда ночь опустилась на город, а неоновые рекламы замигали и засияли вдоль бульваров, у меня возникла ностальгическая тоска о том времени, когда мир был еще молод, и Уилер вместе с ним. Тогда я мог остановиться с открытым ртом перед огромной афишей, изображающей потрясающую красотку, на которой почти ничего не было надето, и прислушаться к звукам джаза, едва доносившимся из ближайшего кабака. Помнится, мое сердце замирало или, наоборот, начинало учащенно биться в ожидании того дня, когда загадки секса начнут открываться передо мной. С годами вера в чудо слабеет, а вместе с этим прозрением из вашей жизни уходит что-то волшебное и чарующее.
На этот раз неоновые буквы складывались в название "Клуб "Экстраваганца", а перед входом в него стоял постер с портретом в натуральную величину, окаймленный надписью сверкающими лампочками: "Разящая наповал Долорес - та самая, у которой все говорит само за себя, от шеи и до кончиков пальцев на ногах".
Ностальгические воспоминания нахлынули на меня именно в тот момент, когда я взглянул на него. Сфотографированная в три четверти Долорес выглядела высокой, потрясающе сложенной блондинкой. Руки у нее были закинуты за голову, одета она была в обычные сверкающие "пастиз" - чашечки, слегка поддерживающие грудь, соединенные блестящей тесемочкой, и под стать им трусики, которые правильнее было бы назвать "фиговым листком".
Но меня-то больше всего привлекло ее лицо, а для Уилера это было совершенно новым подходом к женской внешности. Долорес была платиновой блондинкой, ее волосы были полностью забраны назад и перевязаны, образуя на спине порядочный "конский хвост", на лбу же оставалось несколько завитков. Черты лица были крупными, даже резкими. Полные губы изгибались в циничной улыбке, а в темных глазах светился ум, чего никто не ожидал бы увидеть у стриптизерки.
Стоит ли удивляться, что я буквально не мог дождаться, когда окажусь в клубе и увижу ее в натуре.
Я сдал шляпу, потому что никуда не спешил, затем вошел в зал, где меня приветствовал метрдотель. Это был волосатый, мускулистый тип в помятом смокинге. По глазам его было видно, что он настоящий алфавитный справочник всех самых грязных историй в мире.
- Я хочу видеть Долорес Келлер, - сообщил я.
- Вы пришли в нужное место, приятель! - Он улыбнулся мне так, как будто мы с ним были членами одного и того же фантастического клуба. - Следующее шоу начнется не ранее чем через полчаса. Вам наверняка нужно место за столиком у самой эстрады, может, мне его вам устроить?
- Вы также снабжаете биноклями за небольшую мзду? - спросил я ворчливо.
Глаза у него сощурились, физиономия утратила любезное выражение.
- Эй, приятель, послушайте, - зашипел он, - я не знаю, куда вы гнете, но, если вы задумали поднять дебош, у нас на этот случай имеется опытный парень.
- Полагаю, бесполезно просить вас сделать одолжение и заткнуться, произнес я с откровенным сожалением, - потому просто предлагаю вам не называть меня "приятель". "Лейтенант" будет в самый раз.
Я сунул ему под нос свой значок. На случай, если он не умел читать, я приготовился произнести каждое слово по буквам, но унылое выражение его физиономии сказало мне, что он человек грамотный.
- Крайне сожалею, лейтенант, я не знал, что вы...
- У каждого из нас свои проблемы, - произнес я сочувственно. - У вас такая отталкивающая физиономия, а мне вот необходимо повидаться с Долорес Келлер.
- Конечно, конечно! - Он повернулся и предложил мне идти следом. Пожалуйте сюда, лейтенант.
Мы пробрались между столиками, прошли мимо оркестра из пяти человек, игравших ча-ча-ча так, будто они затаили личную обиду на латиноамериканцов, нырнули в какую-то дверь за занавесом и оказались в коридоре, ведущем к ряду грим-уборных. Метрдотель остановился у второй двери и осторожно постучал.
- Кто там? - послышался женский голос изнутри.
- Луи. Пришел лейтенант полиции. Хочет вас видеть, Долорес.
- Ну так впустите его сюда, - прозвучал холодный ответ. - Вы ведь не ждете от него чаевых?
Я вошел в грим-уборную, закрыв дверь перед носом у Луи. Долорес сидела перед туалетным столиком, подкрашивая полные губы. Только закончив это занятие, она обернулась, чтобы взглянуть на меня. Халат, в котором со спины она выглядела весьма скромной, был широко распахнут, под ним она была одета точно так же, как на афише у входа в клуб. И на этот раз она была живой, так что впечатление оказалось гораздо более сильным. После сосредоточенного пятисекундного изучения я пришел к выводу, что афиша не воздает ей должного.
- Я лейтенант Уилер из службы окружного шерифа, - представился я.
Ее губы раздвинулись в легкой улыбке.
- Что я такого натворила, лейтенант?
- Я пришел по поводу вашей двоюродной сестры Пэтти.
Из ящика в углу вдруг раздался жалобный визг. Долорес вскочила с места и бросилась к ящику, встала на колени и извлекла оттуда маленький меховой комочек.
- Бобо! - заговорила она нараспев. - Бедный маленький Бобо. Тебе показалось, что все про тебя позабыли? Но ты же знаешь, как тебя любит твоя большая мама!
Она вернулась к туалетному столику и снова уселась лицом ко мне, а комочек меха уютно свернулся у нее на руках. Маленькая головка поднялась над ее рукой, блестящие глазки собачонки уставились на меня с явным неодобрением.
Долорес снова мне улыбнулась:
- Бобо ненавидит, когда он остается в стороне от происходящего, и страшно ревнует меня к посетителям. - Она сильнее прижала собачку к своему обнаженному животу. - Не надо быть таким ревнивцем, малыш Бобо!
Собачка раза два громко тявкнула; это ее так утомило, что она вывесила розовый язычок, тяжело дыша.
- Если шум беспокоит вас, вы всегда можете приструнить псинку, - заметил я.
Эти слова как будто оживили маленькое чудовище, песик залился таким пронзительным лаем, что мне захотелось заткнуть себе уши.
- Не обращай внимания на этого жестокого человека, Бобо, дорогуша! Долорес гневно посмотрела на меня. - Он всего лишь ужасный бессердечный старый полицейский, и, могу поспорить, страшно ревнивый!
- Я всего лишь пытался вам помочь, - запротестовал я. - Подумал, что для разнообразия можно будет сделать из его шкурки оригинальный "поясок невинности", - представляете, какой это произведет фурор?
Долорес закрыла глаза и по-настоящему задрожала, и на минуту мне показалось, что у собачонки встанет дыбом вся шерсть.
- Забудьте об этом, я же шутил... Напомню, что я пришел к вам по поводу вашей двоюродной сестры Пэтти.
- Бедное дитя! - Глаза ее все еще оставались холодными, когда она взглянула на меня. - На ее долю наверняка выпало много тяжелых переживаний, раз она решилась выброситься из окна отеля.
- Знаете ли вы какую-нибудь причину, толкнувшую ее на самоубийство? Долорес покачала головой:
- Вообще-то я ее толком не знаю, лейтенант. Она ведь приехала в Наин-Сити всего шесть месяцев назад из дома в Индиане. Ее родные погибли в автокатастрофе, и, если не ошибаюсь, я осталась ее единственной родственницей. Мы не очень-то с ней ладили, ей хотелось стать драматической актрисой, а мою работу она считала деградацией или чем-то в этом роде.