Она продвигалась вглубь пещеры, и чёрный хаос, клубящийся внутри юноши, вновь пришёл в движение. Однако на сей раз он не пытался растерзать внутренности Субару и превратить их в месиво. Напротив, он с любовью вылизывал каждый сантиметр организма. Но эти ласки доставляли нескончаемую боль и с каждой секундой становились всё отвратительнее. Субару била крупная дрожь, из глаз текли слёзы, а из горла вырывался истерический хохот.
Казалось, коридору не будет конца, но вскоре свет кристаллов стал чуть ярче, позволяя разглядеть то место, куда привёл их узкий тоннель. Это был зал с высоким сводом, на удивление объёмный.
И здесь Субару лицом к лицу столкнулся с самым настоящим Злом этого мира.
— Поди ж ты!
Худой как щепка человек.
На нём была чёрная, как балахоны окружавших фигур, ряса. Ростом немногим выше Субару, этот человек был настолько тощ, что больше походил на скелет, обтянутый кожей. В целом он производил впечатление немытого доходяги с засаленными тёмно-зелёными волосами.
Если только не смотреть в его глаза, где горел огонёк безумия.
Долговязый похититель снял с плеча безвольное тело Субару, лицо которого выражало полное безразличие, замкнул на его руках и ногах кандалы, соединённые железными цепями с крюками, что были вбиты в стену, и бросил юношу на холодный твёрдый пол.
Человек в рясе с любопытством осмотрел пленника большими, выпученными глазами. Пока холодный, как у рептилии, взгляд беззастенчиво шарил по телу Субару, незнакомец всё больше кособочился. При этом голова его склонялась в ту же сторону, что и туловище, пока шея не искривилась на девяносто градусов.
— Как интере-е-есно... Ну и ну! Прелюбопытненько!
Исследовав глазами каждую пядь тела Субару, человек согласно кивнул. Затем одна из фигур — та самая, которая доставила юношу, — упала на колени и, застыв в благоговейной позе, стала ждать дальнейших приказов. Все остальные последовали её примеру и тоже преклонили колени перед хозяином. Однако тот не удостоил их вниманием. Кажется, он о чём-то глубоко задумался. Засунув в рот палец правой руки, он впился в него зубами и с необычайной лёгкостью, словно обкусывая ноготь, разгрыз его коренными зубами.
— А может, ты... Гордыня, а-а? — произнёс он с сомнением. К окровавленным губам пристали кусочки плоти, а из размозжённого пальца струилась кровь, но его это явно не беспокоило. Точно так же и Субару не слишком впечатлился представлением сумасшедшего визави и не удостоил его ответом, ведь юноша тоже был лишён рассудка.
Глядя на эту отвратительную сцену самоистязания, он лишь хихикал как ненормальный. Взгляды безумцев пересеклись, и какое-то время они пристально смотрели друг на друга, словно меряясь степенью сумасшествия.
— Хм! Боюсь, такой ответ мне не подойдёт-с!
С этими словами человек распрямился, с лёгкостью признавая своё поражение. Судя по всему, неудача в противоборстве его не огорчила. Он отнял палец от губ и, словно о чём-то вспомнив, постучал себя окровавленной рукой по лбу.
— Ах да-а! Совсем запамятовал. Похоже, я должен извиниться, ведь не отрекомендовался!
Его поведение мало вязалось со словами сожаления. Человек разразился леденящим душу смехом, и на его лице возникла дружественная гримаса, словно он принял улыбку спятившего пленника за знак симпатии.
— Пред тобой греховный архиепископ Культа Ведьмы. — Он церемонно поклонился, а затем выгнул шею и устремил взгляд прямо перед собой: — Моё имя — Петельгейзе Романе-Конти, олицетворение... Лени-с!
Показывая пальцами обеих рук на Субару, Петельгейзе закатился диким смехом умалишённого. Скрежещущий хохот жутким рокотом прокатился под сводами пещеры.
3
Гогот Петельгейзе эхом отражался от холодных стен мрачной пещеры. Что его так развеселило, было неясно, однако он всё скалил окровавленные зубы и в экстатическом восторге закатывался сумасшедшим хохотом. На лице Субару, в свою очередь, тоже играла неестественная улыбка.
Железные оковы больно врезались в кожу и сдавливали кровеносные сосуды. Побелевшие руки и ноги немели, теряя чувствительность. Похоже, оказывать Субару радушный приём здесь никто не собирался.
— Ах, как потешно, правда?! Какое занима-нима-нима-нима-нимательное зрелище!!! Воистину, воистину, воистину-у-у! Мой мозг трепещет!..
Щерясь дьявольской улыбкой, Петельгейзе взмахнул искалеченной рукой и быстро нарисовал на стене кровавый узор. Жуткий образец наскальной живописи не имел никакого смысла и, по-видимому, отражал психическое нездоровье художника.