Безо всяких прелюдий Пак в один присест уничтожил почти две дюжины противников, даже глазом не моргнув. Петельгейзе тоже оставался равнодушен к судьбе своих подчинённых, только что пущенных им в расход. Улучив момент, когда внимание Пака ослабло, он расплылся в отвратной улыбке и произнёс:
— Мой мозг... трепещет.
В тот же миг на глазах у Субару фигура архиепископа выбросила новую порцию рук. Взрывной волной Субару отбросило в сторону, а семь рук двинулись в небо прямо на Пака.
Дух обладал достаточной сноровкой, чтобы с лёгкостью уклониться от медленно приближающихся дьявольских дланей. Однако ничего не делал. Он их не видел.
— Пак! — вскричал Субару, чтобы предупредить об опасности.
Взгляд и голос Пака оставались невозмутимыми.
«Тихо, Субару. Уж тебе-то ничего... Угх!»
Пак не успел договорить, руки настигли его крохотное тельце, и дух исчез.
— Ах...
Пак был настолько маленький, что мог бы спрятаться в ладони взрослого человека. Когда его настигли целых семь рук, его уже было не разглядеть за ними. Тем более Незримые Длани Петельгейзе были так сильны, что играючи разорвали бы и человеческое тело.
— Нерадивость! Небрежность! То бишь лень! Тебе следовало прикончить меня немедля! Такой сильный, а поленился сделать то, что должен! Так пеняй же на себя! Себя! Себя! Себя! Да-да-да-да-да-а-а-а!!!
Незримые Длани, видимые только Субару, раздавили Пака, как котёнка. Петельгейзе кружился в безумном восторге. Тушка всесильного духа оказалась самым жестоким образом стёрта в...
«Это всё, на что ты способен?»
В следующий миг клубок из чёрных рук разнесло на куски, и Субару увидел.
«Уже четыреста лет ты упрямо прикрываешься именем Ведьмы. Если ты действительно намерен убить меня...»
Обледеневшие стволы деревьев сломались под навалившимся грузом. Под градом осколков качнулся длинный хвост. Ледяные статуи трупов последователей Культа разлетелись в пыль, когда на землю опустились огромные передние лапы. Всё пространство вокруг превращалось в зону смертельного холода. Его дыхание могло сравниться с вьюгой, а сверкающие в белой дымке золотом глаза глядели на погибающий мир с холодным презрением.
«...отбрось тысячу теней — половину того, что имеет Сателла».
Пред взором Субару гордо предстало гигантское, выше деревьев, четвероногое животное с серой шерстью. Зверь апокалипсиса, разрушивший однажды особняк и убивший Субару.
Мороз стал ещё сильнее. Такой, что трудно было даже открыть глаза. Превозмогая боль, Субару обалдело уставился на зверя.
— Что... ты... — послышался еле слышный шёпот, который вдруг перешёл в крик: — Что ты привёл за собой?!
От крика сухие на морозе губы Петельгейзе треснули, на них выступила кровь, но спустя всего мгновение холод сделал своё дело, остановив и кровь, и боль вместе с ней. Сопротивляясь свирепому ветру, который, казалось, не даст больше открыть веки, если рискнуть их прикрыть, Субару переварил смысл его крика и снова взглянул на зверя.
— Ты... Пак?.. — спросил он сиплым голосом.
«Если я скажу: “Не видишь, что ли?”, это не будет слишком грубо?» — подтвердил его догадку зверь, шевеля исполинскими челюстями. Каждое слово его ироничного ответа сопровождалось ураганными порывами.
После этих слов для Субару одной загадкой стало меньше. Теперь он знал, кого следует винить в его смерти в прошлом и позапрошлом кругах жизни.
— Невоз... можно... — пробормотал Петельгейзе, не обращая внимания на умолкнувшего Субару и злобно глядя на Пака.
Безумец принялся хрустеть пальцами невредимой руки, разбрызгивая капли крови. Словно его больное сознание нуждалось в боли, чтобы быть уверенным, что это не сон.
— Это невозможно, этого не должно быть! Чтобы рядовой! Дух! Ничтожный дух! Обладал такой силой! Это невозможно! Иначе я...
«Ехидна».
Петельгейзе застыл с широко распахнутыми глазами и кровавой пеной у рта. Его крик прервал Пак, произнеся некое слово, похожее на человеческое имя. Это слово подействовало на Петельгейзе самым решительным образом. «Уж вам-то, служителям Культа Ведьмы, должно быть известно, что означает это имя, не правда ли?» — спросил Пак, поддразнивая архиепископа.
— Омерзительно!!!
Реакция Петельгейзе оказалась впечатляющей. Раздался треск, и из его рта хлынула кровь. Это были его зубы. В крайней ярости архиепископ стиснул зубы так сильно, что они не выдержали и раскололись.
— Произносить её имя вслух — уже верх гнусности! А-ах, глупец, не познавший страха, презренный раб лени! Прямо мне в глаза! Назвать по имени не только Сателлу, но и другую падшую ведьму!..