Налитые кровью глаза Петельгейзе стали ярко-алыми, как если бы в них полопались все капилляры. Рыдая кровавыми слезами, безумец ткнул изувеченным пальцем в Пака.
— Это не что иное, как оскорбление моей веры! Любви! Всего, чем я пожертвовал! — вопил Петельгейзе, топая ногами.
«Человеческая жизнь коротка. Кто ты такой, чтобы говорить о времени с духом?» — холодно ответил Пак, и в его жёлтых глазах сверкнул жутковатый огонёк.
И тут извивающийся в припадке безумия Петельгейзе застыл на месте. Однако сделал он это не по собственной воле. Архиепископ превращался в ледышку, начиная с самых пяток, и теперь именно лёд сковывал его движения. Распростёршись на земле, Субару наблюдал сквозь белую дымку за агонией заклятого врага.
Близкую смерть осознавал и сам Петельгейзе. Однако это нисколько не мешало ему разразиться очередной яростной речью в адрес Пака:
— Время и сила веры не связаны! Ты растратил бо́льшую часть своей вечной жизни на праздность! Я не хочу, чтобы меня путали с таким глупцом, как ты! А-ах! А-а-а! А-а-а! Мой мозг... трепе-е-е-ещщщщщет!!!
Осознание близкого конца ни на йоту не поколебало фанатичную веру Петельгейзе. Для Субару, который, как никто другой, знал ужас неизбежности смерти, такое поведение было форменной патологией. Упрямо цепляться за свои бредовые идеи в считаных секундах от смерти мог только самый законченный психопат.
«Для вас даже смерть недостаточное наказание. Вот почему я вас ненавижу».
— Испытание пройдено! Пусть моя плоть обратится в прах, мой дух устремится на зов высокопочтенной Ведьмы и будет вкушать её милость... А-ах, как я жду нашего воссоединения!
Раскинув руки, Петельгейзе поднял глаза к небу и разразился гомерическим хохотом, но бушующая вьюга усилилась, тощая фигура архиепископа покрылась белой коркой льда, голос стал тише, движения замедлились, и вскоре безумец застыл неподвижным истуканом.
Который всё ещё продолжал заходиться смехом. Блаженное безумие не прекращалось до самого конца, пока гогот не оборвался и архиепископ не испустил последний вздох.
«Ушёл непобеждённым», — вымолвил зверь, затем хлопнул передними лапами, и превратившийся в сосульку Петельгейзе разлетелся на множество осколков, которые разметал ветер.
Смерть безумца не вызвала у Субару никаких эмоций. Архиепископ был настолько ему отвратителен, что Субару хотел его убить. Именно Петельгейзе заварил эту кашу, поэтому юноша верил, что если его уничтожить, то всё обязательно наладится.
Но что вышло в итоге? Став свидетелем смерти гнусного противника, Субару не испытывал теперь ничего, кроме внутренней пустоты. Петельгейзе был мёртв, а это значит, Культ Ведьмы больше никому не угрожал. Однако Рем, которая могла бы разделить с ним эту радость, погибла, а Эмилию, с которой он надеялся помириться, вернувшись с хорошими новостями, убил лично он.
Когда их смерть легла тяжким камнем на его совесть, Субару сам пожелал умереть, но в итоге не смог сделать и этого. Даже его заклятый враг пал от руки другого мстителя, а самому Субару ничего не досталось. Он провёл этот раунд с нулевым результатом.
«Итак».
Зверь направил спокойный взгляд на Субару, который был совершенно раздавлен собственным бессилием. От одной мысли о том, что этот исполин на самом деле Пак, Субару снова бросило в дрожь. Он вспомнил, как совершенно равнодушно наблюдал за рыцарями и Советом мудрецов, которые все как один затряслись от ужаса при упоминании прозвища Пака.
«Поговорим?»
Теперь он прекрасно понимал, каково им было в тот момент.
Адский холод затуманивал рассудок. Боль уже отступила. Смерть медленно приближалась теперь и к Субару, он уже слышал её шаги. Мечтая о смерти, он уже хотел отдаться её сладкому предчувствию...
«О, так не годится. Ты весь истёк кровью. Я остановлю кровотечение».
— А-а! — Субару вскрикнул, потому что уже почти исчезнувшая боль вернулась с новой силой, словно его окатили кипятком.
От этой боли сдавило горло, все многочисленные раны на глазах Субару начали, потрескивая, замерзать. То же происходило и с переломами: лёд сращивал сломанные кости, пока не восстановил их все. Пак лечил Субару, не обращая никакого внимания на муки, которые доставляла процедура исцеления. В голове что-то взорвалось, и мир перед глазами окрасился в красные тона. Назвать это болью было бы слишком мягко, внутри него творился ад.
«Субару, ты совершил три проступка».
Зверь-исполин продолжал как ни в чём не бывало говорить с Субару, который уже почти потерял сознание, раскрыв рот в немом крике. Несмотря на свои гигантские размеры, торчащие из пасти острые клыки и громоподобный голос, говорил Пак по-прежнему мягко и спокойно, и именно это и пугало.