А в другом стихотворении он еще так похваляется:
Конечно, зов разорванных уст он глушит оглушительным лаем…
В третьем стихотворении он обращается к Богу, нахально, на ты:
– Ишь, ты его! – воскликнет неискушенный читатель. – Какой титан! – Но дочитайте, читатель, до конца. И вы убедитесь, что перед вами не титан, а хам. Самый обыкновенный петербургский нахал, ферт, каких много…
Аттестует себя Анатолий Мариенгоф:
Вот видите! А вы испугались! Вы думали – титан! А это просто шалопай, завсегдатай игорных притонов – тип, в сущности, безвредный… Ему повезло: он взял у шулеров «высшую ставку», на радостях, вероятно, подвыпил, – ну и бредит, тявкает, хохочет, визжит, плюется…
Это – не титанум, это хамство подвыпившего ферта. Подвыпивший ферт не страшен, но – ради Бога, уберите его куда-нибудь подальше, – смотреть тошно…
Хамство Мариенгоф возводит в культ, – но хамство у него мелкое, мальчишеское.
Вот удивил! Нахально сесть, ногу на ногу задрав – это у нас, на Руси, кто не умеет? Или матерщиной Богу молиться! Для этого тоже не надо быть героем. Кто у нас материться не умеет? И ведь это все, больше ничего нет. Сесть, задрав ногу на ногу, вдруг «по матери» – вот предел желаний молодого поэта Мариенгофа…
Есть в этом молодом поэте что-то передоновское. Помните Передонова из «Мелкого беса»? Я уверен, что Мариенгофу не однажды приходила в голову побрить кота или содрать обои, плевать на стены, гадить в комнате. Еще ему хочется на паперти танцевать канкан, с Вараввой под руки прогуляться по Тверской.
У него больше размаху, чем у Передонова, у него фантазия богаче и извращеннее, – но общее, так сказать, направление у обоих этих «героев» одинаковое.
И вкусы у Мариенгофа передоновские. Ему всюду мерещатся помойные ямы, – положительно у него какое-то «влеченье род недуга» к помойным ямам и грязным тряпкам. В исступлении он пишет:
И садизм какой-то передоновский, надрывная, болезненная, сладкострастно-хамская какая-то жестокость, кровожадность есть у Мариенгофа.
Мариенгоф – поэт крови и разрушения.
Он хочет быть посадником, чтобы иметь право казнить и миловать. Но миловать он никого не будет.