Щупальца легко выдержали серию не сильных ударов, но, как выяснилось через пару секунд, опасность таилась не в самих снарядах, а в их содержимом. При ударе о щупальце зеленая градина вдребезги разбивалась и из нее выплескивалась едкая бесцветная слизь, которая с шипением вгрызалась в плотную серую кожу и плавила ее почище концентрированной соляной кислоты. А поскольку у меня был сто процентный симбиоз со щупальцами, и я их ощущал, как двенадцать дополнительных конечностей, когда все эти конечности стали плавиться от кислоты, я испытал такую вспышку боли, что потемнело в глазах.
От потери сознания спасло экстренное вмешательство Системы, без спросу тут же досрочно отключившей функцию Личинки Грауса.
Покалеченные щупальца исчезли. Но обстрел не прекратился. И сразу несколько градин ударили по сжимающей нож правой руке.
Как только перчатку и рукав заволокло густым облаком белого кислотного дыма, обстрел прекратился.
Уже имея болезненный опыт ожога кислотой, я знал, чем чревато попадание этой дряни на кожу. Поэтому, забыв о врагах, отбросил нож и стал остервенело тереть руку о землю, в надежде смахнуть с рукава едучую мерзость. Окружившие меня гразухи-попрыгунчики не мешали, а равнодушно взирали со стороны за тщетными попытками обреченного на боль человека.
Кислоте рухов потребовалось всего пять секунд, чтобы прожечь насквозь толстую броню рукава. Как только слизь достигла кожи, мою руку словно опалило огнем. Я заорал благим матом и исступленно заколотил источником невыносимой боли о землю.
Череда ударов добила изгрызенную кислотой перчатку и она осыпалось на землю ворохом бесформенных обугленных лоскутов.
Сквозь непрерывно льющийся из глаз поток слез я видел, как под растекающейся по коже ядовитой слизью тут же начинает зловеще багроветь и густо покрываться кровавыми пузырями оставшаяся без защиты кожа руки.
— Ну хватит, довольно пока с него, — прострекотал первый рух, когда моя рука, как отбивная на сковороде, покрылась коричневой поджаристой коркой, а я юлой крутился по земле и бился головой о землю, мечтая лишь поскорее сдохнуть.
Глава 43
Испытание смертью
Заживо сгорающую руку, обдало ледяным белым паром, и палящее действие слизи сразу прекратилось.
Я не успел рассмотреть оставшиеся ожоги. Их тут же скрыла быстро намотавшаяся на руку белая липкая нить.
Через считанные секунды поджаренная кисть полностью исчезла под толстым мотком липкой нити. На этом невидимый вязальщик не угомонился. Рывком нити он ловко притянул одну руку к другой и тут же их намертво спеленал. Потом стянутые руки той же нитью плотно примотало к груди. Нить заскользила ниже, опутывая клейкими кольцами спину, ягодицы, бедра. Добравшись до коленей, нить повернула обратно вверх, и наматывание петель повторилось в обратной последовательности.
Мое превращение в кокон заняло меньше минуты. Сделав дело, липкая нить с тихим шелестом лопнула. Пытаясь удержать равновесие на негнущихся ногах, теперь от каждого движения я невольно начинал раскачиваться из стороны в сторону, ощущая себя при этом беспомощной неваляшкой.
— Это во избежание сюрпризов, на которые ты мастак, — прострекотал рух.
— Вы не станете меня убивать? — удивился я.
— Обязательно станем. Позже, — заверил рух. — Ты — главный в отряде.
— Да ну, с чего?..
— Отрицать бесполезно. Ты — главный. Мы это знаем.
— Ну и?..
— Ты убил пятерых наших слуг. Будешь наказан. Умрешь последним. Увидишь казнь своего отряда. Так будет справедливо.
— Сволочь, — беспомощно прошипел я в ответ.
— Знал, что достойно оценишь развлечение, — кивнул рух. — Начнем, пожалуй. Смотри.
— Ага, сейчас, разбежался, — огрызнулся я и зажмурился.
— Не хочешь сам, поможем, — пообещал рух. Он что-то быстро прострекотал на непереводимом Системой наречии.
И через секунду левою ягодицу прострелило вспышкой нестерпимой боли. Я застонал и, потеряв равновесие, стал заваливаться. Но был тут же подхвачен за бока твердыми, как камень, руками и возвращен в стоячее положение.
— Открой глаза, — распорядился рух.
Я с ужасом понял, что не могу больше игнорировать его приказы, и подчинился. Увидел за спиной стерха, аккуратно придерживающего меня с боков клешнями. Скосив глаза к источнику боли, заметил, как монстр выдернул из ягодицы, окровавленное жало.
— Он контролирует свой яд, — заметив мое смятение, снизошел до пояснения рух. — То, что тебе сейчас вкололи, убивает не тело, а волю… Смотри внимательно.
Захотел ответить, но язык отказался озвучивать оскорбления в адрес руха. Голова помимо воли послушно повернулась в указанном рухом направлении, и я увидел на месте узкой тропинки широкую просеку, очищенную стерхами от кустарника за время нашей с рухом беседы. Трупы выпотрошенных сородичей стерхи тоже успели прибрать. Нетронутыми на просеке остались лишь несколько кустов в самом центре, за ними даже с приличного отдаления я видел напряженные фигуры приготовившихся к схватке ребят.