Впрочем, как мы сейчас увидим, даже сам автор не решается назвать свой роман фантастическим.
Вот что говорит автор (хотя и в третьем лице): "Первые две книги автор назвал научно-фантастическими, а потом, убедившись, что фантастики в них мало и повествуют они о сегодняшнем дне, автор написал в подзаголовке третьей книги просто "роман".
(Уточню логику: убедившись, что фантастики мало в первых двух ннигах, автор снимает рубрику с третьей. - В. Р.) Автор считает своим долгом предупредить, что в них нет полетов в дальние галактики, нет выходцев с других планет, нет всесильных роботов... Автор не берется предугадывать, какой будет техника через много лет, - жизнь часто обгоняет мечту. Но как хочется помечтать о чистых сердцах и о том, как бы сделать всех людей хорошими!" Желание сделать всех людей хорошими можно только поддержать, а в том, что фантастики маловато, собственно говоря, никакого преступления нет. Как известно, можно писать неплохие книги и совсем без фантастики. Но раз автор "не берется", может быть, не стоит и претендовать на титул "научного фантаста". Очевидно также - это следует из слов самого Вл. Немцова - что к его произведениям надо подходить с меркой требований самой обыкновенной прозы. Ведь фантастики в них ничуть не больше, а то и меньше, чем у Д. Гранина.
Но появление такой книги среди обычных романов, без защиты броневым щитом - "научная фантастика", почти невозможно.
Я приведу только одну цитату, показывающую "объемность" психологических характеристик немцовских "чистых сердец": "Многие девушки высмеивали редкую прямолинейность Багрецова, его искренность и полное отсутствие дипломатии. А у него это было нечто вроде жизненного принципа. Он считал, что хитрить можно лишь в борьбе с врагом, да и то это называется не хитростью, а стратегией. Он учился играть в шахматы, но безуспешно - ведь там нужно придумывать разные комбинации, а у него такого таланта не было. На футбольном поле он никак не мог оценить искусства технических игроков с их обманными движениями: финтами, уловками. Конечно, игра есть игра, но внутри поднималось что-то вроде протеста..." И так страница за страницей, огромные тома... Переиздание за переизданием, вот что делает маленькая рубрика! А ведь еще Иоганнес Бехер говорил: "Нельзя забывать, что наряду с реализмом, натурализмом, символизмом, экспрессионизмом (научной фантастикой. - В. Р.) и прочими измами существует еще кое-что - оно не укладывается ни в одну из этих рубрик, а попросту говоря, находится по ту сторону всех "измов" и ничего общего с ними не имеет, потому что оно просто-напросто плохо".
НАСТОЯЩЕЕ ЧЕРЕЗ БУДУЩЕЕ
Существует еще одна точка зрения на фантастику как на литературу, которая по преимуществу должна заниматься раздумьями о будущем. Что ж, действительно, будущее - наиболее частое и, так сказать, наиболее органичное время действия для фантастики.
Конечно, не надо далеко ходить за примерами, чтобы обнаружить фантастические книги, например, о настоящем (тот же "Человекневидимка"), но безусловно справедливо утверждение, в котором подлежащее и сказуемое поменялись бы местами: произведения, действие которых отнесено в будущее, это всегда в той или иной мере фантастика.
Я не случайно употребил такую неуклюжую формулировку, вместо того чтобы сказать просто "произведения о будущем". Дело в том, что выражение "произведения о будущем", в сущности, только метафора. Любое "произведение о будущем" - это прежде всего произведение о настоящем. Пусть даже автор и вправду старается уловить, предугадать пути развития человечества, все равно, помимо ли его воли или - что значительно чаще - в полном соответствии с ней, он будет отражать в своих книгах представления, мысли, настроения и знания сегодняшнего дня. "Отразить" завтрашний день, а тем более следующий век (тысячелетие и т. д.) - увы! - невозможно. Но невозможно и полно отразить духовный мир современника без его сегодняшних раздумий о будущем. Такие раздумья - неотъемлемая черта настоящего. Вот как говорил Д. Писарев: "Если бы человек не мог представить себе в ярких и законченных картинах будущее, если бы человек не умел мечтать, то ничто бы не заставило его предпринимать ради этого будущего утомительные сооружения, вести упорную борьбу, даже жертвовать жизнью". Это внутреннее противоречие "произведений о будущем" иногда плохо осознается некоторыми читателями и критиками, что приводит к известным недоразумениям в их суждениях.
Зато его очень хорошо понимает, скажем, такой писатель, как Станислав Леи: "...Должен признаться: будущее занимает меня лишь как человека, интересующегося наукой. Как писателя меня волнует только настоящее, современность. Иногда читателям кажется, что в моих книгах изображаются картины конкретного будущего. Между тем такой задачи я перед собой даже не ставлю... Пусть люди будущего сами решают свои проблемы - мы будем решать наши" [Газета "Советская культура" от 11 декабря 1965 года].
Именно злободневность тех проблем, которые подняла сейчас фантастика, и есть главная причина ее гигантской популярности.
С некоторых пор "произведения о будущем" стали делить на две категории. Сначала идут книги, где воплощенными представляются позитивные идеалы авторов, где конкретизирована мечта о таком будущем, которое хотел бы видеть писатель. Такие книги чаще всего называют утопиями, хотя ясна вся условность - больше того, этимологическая нелепость этого термина, если применить его ко многим современным произведениям, особенно советских писателей. Но, к сожалению, пока не существует другого слова, которое бы сразу проясняло суть дела. Классический пример такой "утопии" - "Туманность Андромеды" И. Ефремова.