Наверное, мои родители почувствовали, что я не в ладах с головой. После того как я бросил колледж, они отправили меня в Чаттанугу, штат Теннесси, чтобы я помогал своему старшему брату, не имеющему инвалидности, управлять магазином компьютерных программ. Мы нашли мне квартиру в нескольких минутах ходьбы от магазина, так что с транспортом проблем не было. Моя работа заключалась в том, чтобы встречать покупателей и показывать им, где хранится интересующее их программное обеспечение (это было в 1980-х годах, когда еще существовали Apple II, Commodore 64 и Atari 800). Обстановка была неплохой. Возможно, все бы и сработало. Проблема была в том, что моя странная неврологическая инвалидность не позволяла оставить все как есть. Проработав в магазине несколько месяцев, я начал испытывать серьезные проблемы с пониманием того, что говорят покупатели. Посещение аудиолога показало, что мой слух сильно ухудшился, и к девятнадцати годам я практически не различала звуки.
Реальность в полной мере проявилась, когда в магазин зашла продавщица Avon, а я по ошибке принял ее за покупателя. От кого-то другого я узнал, что она спрашивала меня о том, какой одеколон мне нравится, а я неправильно понял и подумал, что ей нужно программное обеспечение для Commodore.
К моим стремительно нарастающим страданиям добавилось то, что однажды днем в магазине произошла очень страшная вещь. У моего брата в то время был грудной сын. Его жена привезла ребенка в магазин и посадила его в автокресло прямо в дверном проеме в заднюю комнату магазина. Я увидел его там, но неправильно оценил высоту автокресла (у меня плохое восприятие глубины) и споткнулся о него. Он полетел и сильно ударился головой об пол. Оказалось, что с ним все в порядке, но в тот момент меня это взволновало.
До самой смерти я не могу понять, почему они поставили ребенка в дверной проем, зная, что я слепой. Мне часто казалось, что люди специально пользуются моей инвалидностью. У меня нет другого логического объяснения подобным вещам.
У меня не было друзей, с которыми можно было бы поговорить, и я просто сходил с ума. Мой брат и его жена вели себя так, будто моя потеря слуха - это что-то симулированное, и совершенно не сочувствовали мне. В конце концов я решил, что в жизни для меня ничего нет, и захотел покончить с этим. В каком-то оцепенении я, не глядя, выбежал на шоссе, надеясь, что меня собьют. Когда я услышал визг шин (достаточно громкий звук), инстинкт заставил меня подпрыгнуть. Задней ногой я ударился о бок грузовика, и он затормозил прямо на том месте, где секунду назад стоял я. Водительское окно опустилось, и я уверен, что из него вырвался вулкан ругательств. Я понял, что из-за меня могли пострадать другие люди, и мне стало так стыдно, что я просто убежал домой и заперся в своей квартире. Я никогда не рассказывал об этом брату.
Глухота в дополнение к слепоте и другим физическим проблемам - это то, с чем я просто не был готов смириться. У меня было достаточно остаточного слуха, чтобы с трудом общаться в тишине, один на один, но это было все. Я лишился телевидения и кино, которые до этого момента были моими основными источниками развлечений - у меня не было достаточно зрения, чтобы читать титры. Я потерял музыку. Поскольку я не мог эффективно общаться, я больше не мог ни встречаться, ни даже общаться с семьей. Слуховые аппараты не работали из-за потери слуха, но это была моя вина, по мнению моей семьи. Я недостаточно старался, видите ли.
Я чувствовал себя так, словно меня похоронили заживо. Не имея ни эффективного способа общения, ни реального направления в жизни, я уединилась в родительском доме и жила книгами. Это было все, что у меня было в течение многих лет.
Венди Уильямс
Следующий этап моей жизни был очень сложным. После окончания средней школы в возрасте двадцати лет мои оценки были слишком низкими, чтобы рассматривать возможность поступления в колледж. Я чувствовал себя обескураженным и не знал, что делать. Мои родители предложили поехать в небольшую христианскую школу-интернат, чтобы учиться в тринадцатом классе, что было эквивалентно первому году обучения в обычном колледже.
Я впервые оказалась вдали от дома, и мой мир рухнул на меня. Я не могла справиться с воспоминаниями о своем жестоком детстве, и они мешали мне учиться. В итоге я провалилась. Родители любезно согласились дать мне еще одну попытку в тринадцатом классе, но я все равно не смог сдать экзамен. Что же мне было делать дальше?
Несколько месяцев я работала няней у двух маленьких детей, чья мать находилась в длительном медицинском отпуске. К осени того же года я вернулась домой, размышляя о своем неопределенном будущем и чувствуя себя неудачницей. Моя мама увидела объявление о работе в доме для умственно отсталых людей. Я отказался идти туда, но она была непреклонна: я не собираюсь сидеть дома и ничего не делать. Поэтому я чувствовала, что меня заставили попробовать работу. Я хорошо помню, как испугалась жителей в свой первый день. Сотрудники, обучавшие меня, увидели мой страх и сказали, что мне нужно поработать хотя бы три месяца. Я не хотела бросать работу - да и что мне еще оставалось делать, - поэтому я осталась на месте. Со временем я познакомилась с жителями и полюбила их. С некоторыми сотрудниками у меня завязалась дружба на всю жизнь. Я была рада, что у меня наконец-то появился круг общения, и часто ходила с ними на веселые прогулки. Я стала подружкой невесты одной подруги на ее свадьбе.