Я получил свою первую должность учителя специального образования в начальной школе Клинтон Гроув в Мэриленде. В школе было 80 % учащихся из числа меньшинств, и задача состояла в том, чтобы определенным образом обучать чернокожих детей. Школе не хватало ресурсов. В библиотеке почти не было приличных книг. Учителя должны были сами готовить все материалы. Я тратил большую часть своей зарплаты на покупку бумаги, карандашей и других вещей для класса. Мне даже приходилось самой готовить копировальную бумагу для рабочих листов.
Я хотела учить детей с задержкой психического развития, но в итоге попала в класс для детей с нарушениями обучаемости и проблемами поведения. В Кенте, штат Огайо, эти дети были бы включены в обычный класс и обучались бы в нем. Но в Клинтон Гроув дети все еще находились в автономных классах. В моем классе были "младшие" ученики. Это была странная смесь первоклассников и четвероклассников - в этой школе не было детей во втором или третьем классе, получающих специальное образование. Мне приходилось готовить два комплекта уроков и одновременно вести два отдельных занятия. Это создавало так много фонового шума и путаницы. Из-за этого мне было сложно контролировать класс.
Не думаю, что кто-то в той школе вообще знал о моем нарушении зрения. Я им не рассказывала. Но они знали, что я плохо слышу. Сначала мне показалось, что это просто мечта, когда я узнала, что директор школы имеет опыт работы в сфере образования глухих. Я думала, что получу от нее поддержку. Но этого не произошло.
Мне было трудно расслышать и понять учеников из-за шума в этом двойном классе. Я не мог уловить, когда дети ругались или говорили неподобающие вещи. Они тоже знали об этом и пользовались этим.
Однажды мы говорили о ресурсах и рабочих местах. Я попросил учеников назвать несколько профессий. Один мальчик сказал "проститутка", но я не обратил на это внимания. В другой раз двое детей начали говорить "неважно" или "не знаю", когда читали вслух и не знали ни одного слова. Это я тоже пропустила. Позже я узнала об этом от своего ассистента.
Я обратилась к директору за помощью. Она просто сказала мне, что если бы я правильно вела занятия, то у меня не было бы этой проблемы. Казалось, она совершенно не понимает, как шум в классе может отвлекать человека с нарушениями слуха. Когда я пыталась объяснить, она обрывала меня и говорила: "У меня тридцатитрехлетний опыт работы в сфере образования глухих. Думаю, я знаю лучше вас".
Хуже всего в классе было моей ассистентке. Она тоже была новенькой, но уже пятнадцать лет работала помощником учителя в другой школе. Директор постоянно твердил мне, что я должна следовать примеру ассистентки и учиться на ее опыте. Но то, что я увидела в том классе, потрясло и расстроило меня. Эллен была противной и злой. Я видела, как она тащила ребенка через всю комнату за ногу. Она велела ученикам "заткнуться". У нескольких детей были проблемы с мелкой моторикой, и они проходили трудотерапию; она смеялась над ними и называла их малышами, когда им было трудно выполнять определенные задания по рисованию.
Я не знала, что делать. С одной стороны, директор говорил мне, что эта помощница такая замечательная. С другой стороны, я видела жестокое обращение. Я никогда раньше не оказывалась в такой ситуации.
Эллен также ненавидела меня. Понятия не имею, почему. Она часто говорила мне, что я худший учитель, с которым она когда-либо работала. Она обязательно объясняла, что это никак не связано с моей инвалидностью. Это не было дискриминацией, просто я совершенно не подходила на роль учителя.
К февралю вся моя жизнь пошла под откос. Я ненавидела вставать каждый день, чтобы идти на работу. Я не могла есть и похудела на двадцать килограммов. Мой новый брак распадался. Муж сказал мне, что я должна выбрать: или работа, или он.
Последней каплей стало то, что директриса стала оправдываться тем, что не оказывает мне поддержку. В один день она говорила мне, что понимает, что я перегружена и нуждаюсь в помощи. На следующий день она кричала на меня и угрожала уволить. Она никогда не давала мне шанса объяснить, что на самом деле происходит в классе. И она не оказывала мне той поддержки, которую, как сказали в окружном офисе, она должна была оказывать - не из-за моей инвалидности, а потому что я была новым учителем. Приближалась моя главная аттестация, а все по-прежнему выходило из-под контроля. Я была так измотана. Я могла бы сообщить округу, что мне до сих пор не предоставили обучение или услуги, которые, по их словам, я должна была получить. Я могла бы попытаться обвинить директора в том, что он не довел дело до конца. Но я просто слишком устала, не могла больше терпеть.