Домой к Станиславу Валерьевичу Лёха вернулся мрачным и принял волевое решение утром свалить куда-нибудь, куда угодно, куда только пустят, лишь бы не создавать неудобств человеку, который спас его, пьяницу, от страшной участи валяться на проезжей части. Вот сбил бы его какой-нибудь с Рублевки, тут-то сказочке конец. Хорошо еще если бы просто помер, а так отвезли бы в лес и заставили копать могилу.
Засыпал Лёха с мутным чувством, практически с тошнотой, которая подкатывала к горлу волнами, и посреди ночи он все-таки обнял унитаз один разик, а потом на цыпочках добрался до комнаты и рухнул на пол. Ничего не снилось, только чернота, из которой Лёха пытался то ли вырваться, то ли убежать — этого он так и не разобрал, а наутро болели шея, спина и совесть.
— Поехали! — жизнерадостно предложил Витек, похлопав Лёху по плечу, и даже спрашивать, куда, не захотелось.
Они поехали «кататься по столице», и Витек показывал Лёхе Красную Площадь «при свете солнышка», потом какой-то бар, где им налили рассолу, потом здоровенный магазин, где Витек купил Лёхе толстовку и джинсы, «чтоб не как бомж», потом бистро, где они заказали шаурму, «потому что тут хорошие». Лёха таскался за Витьком до самого вечера и мечтал о минуте, когда сможет снова называть его Виктором Валерьевичем. Слишком тошно было вести себя по-свойски с мужиком вполовину старше и в сто раз богаче его самого. Как будто президента выгуливает.
Хуже всего было чувствовать, что выгуливает его Витек по простой причине — чтоб не ехать к жене. Или к любовнице, Лёха так и не смог понять. Вроде и любил ее ответственный Виктор Валерьевич, а вроде поперек горло встали ее скандалы Витьку.
— Слушай, а хочешь, я тебе жестяк покажу? — воодушевленно спросил «простой парень» Витек, выруливая с широченной дороги в закоулок.
Лёхе захотелось ответить честно: «Я спать хочу и плову». Но вместо этого он кивнул, потому что по взгляду Витька видел, что это будет правильным ответом. Хочешь кататься на его тачке, есть за его счет и посмотреть столицу — кивай.
Они зашли в подвальчик, и на джинсы с толстовкой мужик в дорогущем костюме посмотрел с презрением. Лёха понял, что это был охранник, уже когда они прошли внутрь, и на короткий миг в сознании его возник удивительный образ. Из простого московского подвала, как будто из подземки, выходят толпами одетые с иголочки мужики в черных очках. Как в старом фильме «Матрица», который Лёха запиратил в далеком детстве и наслаждался просмотром с друзьями, пока они не разучили его наизусть.
— Видишь? Крутота! — сказал Витек, и вышло у него так душевно, что Лёха засомневался, не на Рублевке ли живет этот мужик. Ладно, Станислав Валерьевич, с этим все понятно. Но Витек явно получал побольше, причем неизвестно откуда и неизвестно за что. Тусовать с новым Новым русским Лёхе не хотелось, потому что в фильмах дело заканчивалось перестрелками, а боевые ранения Лёхи еще не зажили.
Крутоту он не заметил — перед ним был пыльный, задымленный кальянами зальчик скромнейших размеров, где сидели старики и подростки в окружении пары чопорных официанток, от которых Лёхе захотелось зевать. Он прикрыл рот ладонью, но Витек все равно заметил и тут же заказал им «по стопочке».
Широту размаха заведения Лёха не оценил, даже когда им притащили «самые модные шоты». Разбавлять тархуном водку его научили в восьмом классе, и с тех пор «зелёнка» была таким простым напитком, который даже девушке не предложишь. В особо трудных случаях тархуном можно было промыть желудок, так что покупали сразу много. Он выхлестал «самый модный шот» и порадовался, что хотя бы «Колокольчиком» его не залили.
Витек начал сникать — понял, наверное, что Лёхе лучше было бы выпить кисель, а потом завалиться спать. Но отступать не собирался. Добился от официантки какого-то стейка, велел не добавлять помидоры (откуда эта столичная жадность?) и подать какого-то там вина с каким-то там сыром. Лёха представил себе кастрюлю с пловом и прикрыл глаза, всего на секундочку, потому что от дыма они непривычно щипали.
— Кто тут у нас? — раздалось у него над ухом, и от испуга он подскочил. Со стороны уха донесся смешок. Не то чтобы полноценный гогот, но какой-то приличный, и заинтересованный Лёха аккуратно обернулся на него.
Перед ним стоял мужик лет сорока или сорока пяти, диагноз пятидесятника ставить ему было рановато. Лицо у мужика было похоже на те, что берут для рекламы машин и парфюмерии. Вроде и зацепиться тяжело, но красиво. Лёха пробежался взглядом по одежде, чтобы поставить диагноз, но не смог — слишком много оставалось белых пятен. Нарочно он надел мятую рубашку или потому что гладить некому? Почему галстук выглядит таким старым? Пиджак должен быть неровным или велик на размер? Даже с прической ничего угадать было нельзя — то ли час провел в парикмахерской, то ли неудачно спал.
Лёха проснулся — ему стало интересно. И непонятный мужик явно это заметил, потому что вопреки всем правилам поведения в общественных местах уселся за их столик, взял из тарелки с сыром кусок и положил в рот.
— Ты всю родню сюда привести хочешь? — спросил он, обращаясь к Витьку. Вернее к Виктору Валерьевичу, потому что «Витек» на него больше не липло — слишком серьезную мину состроил.
— Какое твое дело? — спросил Виктор Валерьевич, отодвигая сырную тарелку подальше. Лёха поразился этой мелочности. Между непонятным мужиком и Витьком угадывалась старая история, так что сон окончательно сбежал от Лёхи, и он стал исподтишка поглядывать то на одного, то на другого.
— Думаю ради вас сделать клубную карту «Семья». Приведи всех родственников, получи фотосессию с мамой в подарок.
По неизвестной причине Виктор Валерьевич сжал пальцы кулаком и хлопнул по столу, так что сырная тарелка смешно подпрыгнула.
— Расслабься, расслабься, ты же за этим сюда приходишь, — невозмутимо ответил непонятный мужик, но встал из-за стола и пошел к барной стойке, где бармен приветственно помахал ему рукой.
— Это кто? — шепотом спросил Лёха, когда понял, что мужик не услышит его.
— Мудак один, — ответил Витек, с помощью бокала вина вернув себе право называться так, — местный бухгалтер.
— Бухгалтер? Что-то не похож, — удивился Лёха. Бухгалтер был больше похож на гея, но говорить такие вещи вслух Лёха испугался, чтоб еще сильней не разозлить собутыльника.
Они съели по стейку и добрались до кофе с коньяком, когда началась «самая интересная часть». Лёха сразу понял, что дело пахнет жареным. Кальянщиков прибавилось в количестве, теперь все помещение пропитывал равномерный слой дыма. Стало душно, а Лёхе после выпитого хотелось на свежий воздух. Потом приглушили музыку и стали копошиться возле дальней стены.
Лёхе это напомнило подростковую самодеятельность, когда пара гитаристов пела хиты под два аккорда, а остальные потягивали жигули и болтались в такт. Он даже вкус пива на губах почувствовал и на секунду оказался в родном городке. Вокруг были друзья: Славка, Костян, Валера. Друзья теперь синьковали по ипотечным квартирам с женами, потому что резинки были дорогими, дети — правильными, и Лёха закусил губу, чтоб не расплакаться. От дыма и от прошлого, которое, хоть и осталось далеко-далеко, на чужом перроне, все равно притащилось за ним в Москву.
На импровизированную сцену вышло три подростка. Лёха глядел, что это они делают в таком месте, и тут до него дошло, что никакие они не подростки — просто молодежь из офисов. Ни мышц, ни осанки — на кой им все это, если целыми днями сидят за компьютерами и щелкают деньги. Он смотрел на молодежь из офисов так долго, что не сообразил, когда к ним вышел седой мужик с плеткой.