— Да, мама же в московских детских домах нас искала, — ответил Станислав Валерьевич.
— А сколько «вас» всего? — заинтересовался Лёха. — Вы вместе живете?
Он не рассчитывал, что врач разговорится, но тема оказалась подходящей. До самого конца их долгого путешествия по пробкам Станислав Валерьевич рассказывал о своей семье. Больше всего — о маме. Как она в первый раз приехала в его детдом, познакомилась с ним, как играла с ним в прятки и носила сушки. Много — целый пакет за раз. Знала, что ему придется почти все отдать остальным. И все равно носила. Потом стала договариваться об опеке, дважды брала в зоопарк — они смотрели на жирафов и слона, Станислав Валерьевич потом долго не мог объяснить остальным, какие они большие. У Нины Валерьевны уже жило два мальчика, и третьего ей давать не хотели, но она прошла все проверки, и спустя четырнадцать долгих месяцев они стали жить в квартире Нины Валерьевны. Витя все ему объяснил, а Костик долго подшучивал.
— И тут Витя подходит… — Станислав Валерьевич уже парковался, и Лёха ожидал завершения смешной истории, но врач замолчал на полуслове. Взгляд его вперился в машину по соседству: — И тут Витя подходит… — зачем-то повторил он. — Выходим.
Лёха с радостью выпрыгнул из машины и стал разминать ноги, а Станислав Валерьевич обошел соседнюю машину и стал стучать в лобовое стекло. Лёха решил, что водитель занял чужое место, а потом водитель вышел, и они со Станиславом Валерьевичем обменялись рукопожатиями.
— Это — Витя, это — Лёша, знакомьтесь. И объясни мне, почему ты здесь торчишь.
— Можно сначала в квартиру зайдем? — попросил «Витя», и когда они зашли в лифт, до Лёхи донесся знакомый запах алкоголя.
— Жанна опять? — спросил Станислав Валерьевич.
— Потом, — снова попросил Витя. Лёха никак не мог заставить себя его так звать, и решил, что будет звать его Виктором Валерьевичем. Если когда-нибудь решится — вид у «Вити» был как у депутата из новостей.
— Вить, я Лёше обещал, что он заночует, так что ты на пол, раз такое дело, — предупредил Станислав Валерьевич, хотя по его тону Лёха без труда разобрал, что и он видит в брате столичного депутата. Попробуй такого уложи на пол.
— Нет-нет, что вы, я на пол лягу, — тут же вызвался он.
— Еще чего, — разозлился Виктор Валерьевич. — Из больницы на пол! Нет, я сам виноват, свалился, как снег на голову. Стасик, а ты не мог пониже поселиться? Мы час уже поднимаемся.
Поднимались они действительно долго — лифт плыл вверх, еле слышно. Лёхе даже показалось, что они взлетели. Когда полет прервался, зазвенело в ушах. Они вывалились из кабинки и прошли к красивой двери. Да, вот так и должны жить в Москве, в красивых квартирах. Приезжаешь — укладывают переночевать, и жизнь налаживается.
— Кто хочет борщ? Позавчерашний! — первым делом крикнул из кухни Станислав Валерьевич. Лёха очень хотел борщ, но еще больше хотел узнать, готовил ли этот борщ крутой столичный врач. Неужели еще и готовит?
— Я есть не буду, — объявил Виктор Валерьевич, с трудом стягивая обувь. Лёха растерянно смотрел на него. Помочь? Или лучше не лезть?
— Я буду пить! — радостно объявил «депутат», задорно подмигнул Лёхе и потащился на кухню. Из кармана у него торчала початая бутылка.
Внутри оказался виски, рекламу которого Лёха несколько раз видел в «Максиме». Станислав Валерьевич запретил ему притрагиваться к алкоголю, но слишком устал после смены, поэтому быстро ушел спать, и Лёхе достался полный бокал сказочной жидкости.
Пока Виктор Валерьевич — «Витек» после третьего стакана — последовательно напивался, Лёха не спеша дегустировал то, о чем «потом можно будет рассказать».
— И пилит, и пилит, и пилит, и пилит, — монотонно бубнил Витек, хлопая ладонью по столу. — Я ей говорю, че ж тебе надо от меня? Она смотрит так зло. Глазищи такие узкие-узкие, как у казачки.
— У казашки, — поправил Лёха, но Витек отмахнулся.
— Я заснуть пытаюсь, и спиной прям чувствую, как она на меня глядит. Оборачиваюсь — и правда. Думаю, засну, а она придет с ножом. Бжых! И все. Как тут расслабишься? Три дня не спал, все, думаю, не могу так больше. На четвертый заснул, просыпаюсь — она шубу на клочки разорвала, разбросала по всей комнате и облила майонезом. Говорит, это тебе за Ирку. За какую Ирку? — он навис над Лёхой. — За какую такую Ирку?
— Я не знаю, — растерялся Лёха.
— И я не знаю, — вздохнул Витек. — У меня на Жанку-то еле сил хватает, какая мне еще Ирка? Вбила себе в голову, и хоть режь. Я говорю, чтоб к моему приходу убрала все. Поедем, купим новую. Возвращаюсь — она обои кетчупом измазала. Вот скажи, она вменяемая? И ведь не пьет, не курит, лингвист! Что у нее в голове творится?
— Может, она беременная? — предположил Лёха.
— Чего? — удивился Витек.
— Ну, они когда беременные, у них голова по-другому работает, — неуверенно добавил Лёха. Знаний этих он нахватался во дворе и не был уверен, что они достоверные.
— Слушай, а это мысль! — обрадовался Витек, и они разошлись. Виктор Валерьевич отправился отсыпаться, а Лёха — изучать квартиру, куда привез его неожиданный благодетель.
Квартира была маленькой: комната, кухня и санузел. Размеры компенсировал потрясающий вид из окон, большая советская лоджия и ремонт. Лёха топтался в коридоре, разглядывая развешанные на стенах дипломы. Здесь были совсем старые из школы, с Олимпиад, были те, что Лёха мысленно назвал институтскими, потом шло участие в конференциях — несколько штук невозможно было прочесть, потому что английский в школе он плохо учил, а немецкого не знал вовсе. Он даже не был уверен, что они на немецком, с тем же успехом это мог быть французский или еще что поэкзотичнее. Станислав Валерьевич явно не сидел без дела.
На кухне в простой пластиковой рамке на обеденном столе у стены стояла фотография Нины Валерьевны. На фотографии она улыбалась и махала рукой, положив руки на двух улыбающихся девочек. Одна была рыжей, кудрявой, с веснушками, вторая выкрасила волосы в розовый и с недоверчивым прищуром смотрела на Лёху.
В холодильнике валялись контейнеры с едой из ресторана: роллы, пицца, запеканки, макароны, куски мяса. Еще там были банки с импортным пивом, минеральная вода и открытая бутылка текилы. Лёха никогда не пил текилу, поэтому открыл бутылку, понюхал жидкость и поморщился. Пахло водкой.
В коридоре висела верхняя одежда и целая пачка белых халатов на отдельной вешалке. Халаты были идеально отглажены, а верхнюю одежду хозяин квартиры не потрудился убрать еще с зимы. Здесь был пуховик, пальто, две куртки, три или четыре пиджака — Лёха представил себе, как Станислав Валерьевич приходит с дежурства, вешает одежду и не задумывается о том, что будет дальше. Проверяет, есть ли халат на завтра, пьет пиво из холодильника и отключается. Во всяком случае, сегодня он так и сделал.
Спать не хотелось, ключей у Лёхи не было, но на кухне он нашел небольшой телевизор. Прикрыл дверь, чтоб не мешать спящим в комнате братьям, и осторожно включил. Платный канал — образовательный, что-то про животных. Лёха переключил, нашел музыкальный и оставил его фоном, чтоб не было одиноко сидеть на кухне. Потом отыскал в ящике пакетики чая, заварил кипяток, откопал сахар в банке. Нашлось варенье и старое печенье. Он сел у окна и стал разглядывать город.
Вид открывался на большой проспект, Лёха видел несущиеся навстречу друг другу потоки машин и несколько минут ни о чем больше не мог думать — чай успел остыть, когда он пришел в себя. Это было то, о чем он мечтал, сбывшийся сон. Он в Москве, в крутейшей квартире, с каким-то врачом, у которого куча дипломов на стенке. Наконец-то, можно начать жить.
На Лёху обрушился поток бессвязных идей. Сходить на Красную Площадь? В музеи? В кино? В крутой магазин? Как он называется? ГУМ? Или лучше сходить в клуб? Какие тут клубы? Где зависают после рабочего дня?