Катерина относилась к другому типу женщин — невысокая, с очень женственными формами и пышной грудью. Ее лицо нельзя было назвать красивым в классическом смысле — чертам недоставало правильности. Но мало кто мог остаться равнодушным, увидев карие глаза с золотыми искорками, ровные дуги бровей и большой рот с чувственными губами. Чудесные каштановые волосы, вьющиеся от природы, завершали облик, имя которому — очарование.
Подружки шли через прозрачный воздух золотого осеннего дня, окруженные сиянием молодости, красоты, заинтересованными взглядами мужчин и завистливыми — женщин.
Поход по магазинам и бутикам ГУМа доставил массу удовольствия, но порядком утомил обеих подруг. Наконец Катерина не выдержала:
— Все, больше не могу. Давай где-нибудь посидим немножко, а потом поедем домой.
— Хорошо-хорошо, я тоже устала. Давай только еще в «Штальман» зайдем, и все.
— Ладно, но сначала я хочу пить. И есть. И сесть. А если бы можно было где-нибудь прилечь и задрать ноги выше головы, чтобы кровь отлила, — это было бы вообще чудесно.
В маленьком и уютном кафе с мраморными столиками и пальмами в расписных глиняных кадках подруги просмотрели меню, и лица их приобрели задумчиво-жалобное выражение. Пирожные с кремом и фруктами, со взбитыми сливками и шоколадной глазурью, пицца с грибами, маслинами и ветчиной…
— Ой, нет. — Сглотнув, Иришка отодвинула перечень земных соблазнов, губительных для фигуры. — Кофе. Черный. — И с выражением мученицы первых веков христианства, требующей поскорее поджечь костер под ее ногами, добавила: — И пачку «Давидофф лайт».
Понимающе улыбаясь, официантка спросила Катерину:
— Вам то же самое?
— Да, только кофе с сахаром и сливками. И два пирожных с фруктами и заварным кремом.
— Ты с ума сошла! — Ира недоверчиво смотрела на подругу. — Два пирожных! Ты растолстеешь.
— А одно для тебя.
— Нет-нет, на меня и так не налез тот костюмчик, и вообще…
— И вообще, — передразнила Катерина, — если ты будешь питаться только кофе и сигаретами, то наживешь язву. Пирожное, конечно, не диетический продукт, но… Можем мы иногда доставить себе ма-аленькое удовольствие? Душевный комфорт гораздо важнее, чем один лишний сантиметр на попе.
И, увидев, как страдальчески нахмурилась подружка, торопливо добавила:
— В конце концов, проведешь в спортзале на пятнадцать минут больше, чем обычно…
— Ох, ну я прямо не знаю… Тогда, может, лучше рулетики с ветчиной и грибами? — Ира вновь притянула к себе меню. — А вот тут еще тартинки…
Они съели и тартинки, и рулетики, и по пирожному (удовольствие пополам с угрызениями совести — что может быть слаще!), выпили кофе и отправились в «Штальман». Ничего там не купив, но с чувством исполненного долга молодые женщины разъехались по домам, договорившись созвониться вечерком, или завтра, или… ну в общем, созвонимся, а через месяц у Таньки день рождения, так там точно увидимся.
Посмотрев на часы, Катерина прикинула, что Настя с няней еще на занятиях. Так забавно — словно взрослая. Уроки рисования стали первыми шагами дочки в мир учения, и, к немалой радости родителей, делала она эти шаги уверенно и с удовольствием. И педагоги считают девочку талантливой. Она, не спрашивая, каким-то внутренним чувством находит нужные цвета и линии, и даже если кувшин бывает кривобок, то все же очевидно, что он стоит на солнце. Как ни обидно было в этом признаваться, но тут оказалась права свекровь Катерины — Нина Станиславовна, подтолкнувшая их к тому, чтобы Настю отвели в центр детского творчества.
Дело в том, что свекровь посетила очередная идея. Побывав в гостях у подружки, Нина Станиславовна вернулась домой в ярости. Как! Зинаида, эта женщина из простых (хоть и была женой высокого начальника, но все же знают, что он привез ее из какого-то богом забытого гарнизона и она писать не умела), так вот — она посмела хвастаться успехами своей внучки! Малышке только пять лет, а она ходит на танцы, в кружок рисования и еще занимается английским! А ей, Нине Станиславовне, и сказать-то было нечего, потому что Катерина совершенно не заботится о развитии своего ребенка!
Нина Станиславовна мерила шагами просторную гостиную, иногда поправляя безделушку или проводя пальцем по завиткам резного буфета (домработницу надо отругать — пыль везде), и возмущенно говорила:
— Ты представляешь? А тут вылезает Фокина и говорит… Ты помнишь Фокиных? Он был завхозом в третьей командировке, а потом работал с Зининым мужем в Таиланде?..
Андрей Николаевич кивнул. Он сидел в уютном кресле и, изображая полное внимание и глубокую заинтересованность, продолжал читать лежащую на коленях раскрытую монографию. Это было новейшее исследование феномена Стонхенджа, само собой еще не переведенное на русский. Ужасно интересно. Высокий голос жены мешал, но многоопытный супруг знал, что прерывать Ниночку нельзя. Иначе она устроит скандал и придется встать и идти за валокордином и успокаивать… Внутренне содрогнувшись, он решил продемонстрировать крайнюю степень заинтересованности: