Усилиями К.Г. Юнга, О. Ранка, С. Грофа и их последователей во второй половине ХХ века сформулировано понятие «травмы рождения» и всего комплекса перинатального опыта, мощно влияющего на последующую жизнь человека, в том числе и сексуальную. Отто Ранк, введший в оборот понятие «травмы рождения», был, как известно более чем верным учеником Фрейда и его любимчиком. Сам мэтр считал его концепцию важнейшим шагом со времен открытия психоанализа. Исходя из тревожности акта рождения и места его происхождения (женские гениталии) О. Ранк полагая что «вся проблема инфантильной сексуальности уже содержится в знаменитом вопросе, откуда берутся дети»26. Суть его не в том, откуда они «выходят», а как они туда попадают и это порождает в последующем болезненную фиксацию на женских гениталиях как у мужчин (в случае маниакального вуайеризма), так и у женщин (в случае фригидности). Эмбриональное состояние характеризуется при этом бисексуальностью и поэтому по модели О. Ранка гомосексуальные отношения дублируют отношения матери и ребенка, как в мужском, так и в женском вариантах. Половой акт символически означает проникновение в матку, откуда и вышел мужчина с его пенисом, для восстановления, утраченного райского единства с матерью. В этой связи Эдипов комплекс предстает как попытка преодоления страха перед гениталиями для открытия в них источника удовольствия. Современные исследования Эдипова комплекса говорят скорее в пользу его неуниверсальности27.Наши исследования, проведенные на материале социологических опросов студенческой молодежи (более 200 человек от 17 до 22 лет; 29 % мужчин и 71 % женщин) показали наличие его элементов. Так, 17.5 % имели сновидения о сексуальной связи с одним из родителей; 16.3 % — об убийстве родителя своего пола; 54.6 % признавали наличие более близкого эмоционального контакта с родителем своего пола и 30.2 % с родителем противоположного пола. Негативное отношение к сибсу отмечали 38 % опрошенных. Эти данные в целом совпадают с материалами упомянутого исследования и свидетельствуют как о наличии данного феномена в современной популяции, так и о необходимости его дальнейшего изучения в связи с травматическим опытом и экзистенциальными переживаниями. Широко известная концепция «перинатальных матриц» С. Грофа уже неоднократно подвергались анализу на предмет взаимосвязи этих фаз с последующим сексуальным девиантным развитием ребенка и взрослого. Имеются в виду такие феномены как «сексуальная аддикция» и «сексуальная компульсивность», которые относятся в основном к мужчинам, что, по мнению ряда сексологов, связано с «поисковым» характером мужского поведения, его авангардистскими и футуристическими установками. Насколько это связано с явлениями внутриутробного развития, судить трудно. Ряд гениев (Казанова, С. Дали) утверждали, что помнили свой внутриутробный период развития, а С. Дали даже четко описал цвет «внутриутробного рая» — «как у адского пламени: огненно-красный, оранжево-золотистый и изжелта-синий» 28. В нем крылись все сладостные предвкушения будущих наслаждений, равно как и страхов и тревог, особенно по поводу тела матери. В юнгианской трактовке это даже не реальная мать, а архетип Матери, Великой Богини, сотворившей небо и землю. Хорошо известны и многократно описаны мифологические персонажи, олицетворявшие это великое начало, которое крайне амбивалентно; оно и порождает и поражает, вызывая ощущение «брошенности», кризиса идентичности. Многие современные исследователи, анализируя психологические корреляты акта рождения, отмечают важность всех последующих «рождений», которые понимаются как универсальная форма «проживания жизни»29. Младенческая уязвимость, сменяющая «внутриутробный рай» абсолютизирует суть властных отношений, пронизывающих всю ткань сексуальности, как ребенка, так и взрослого человека, что в свое время хорошо показал М. Фуко. Кроме того, здесь возникает проблема предела, перехода из одного состояния в другое, прорыва в неизведанное, трансгрессии, на чем основан постмодернистский дискурс, немало потрудившийся на ниве сексуальности. Здесь возникает проблема личного выбора, осознание тех архетипических переживаний, которые «оседают» в памяти, определяя во многом последующее развитие ребенка. Этот процесс совершается в знаково-символической форме, важность которой не уставал в свое время подчеркивать К. Юнг. Его концепция «божественного ребенка» архетипа, выражающего целостность человечества и составляющего «последнюю ценность и бесценок любой личности»30, еще недостаточно оценена с позиций психологии ранней детской сексуальности. Наиболее интерес аспект, обозначенный К. Юнгом как «гермафродитизм ребенка» или точнее его андрогинная сущность. Он понимался как символ единства личности, «Самость в которой конфликт противоположностей обретает покой»31. Этой проблеме было уделено внимание в работе автора «Бисексуальная революция», вышедшей в свет в 2003 году, где можно найти более подробную аргументацию данного тезиса. Важно зафиксировать факт, который в блестящей литературной форме выразил В. Набоков. Ван Вин — герой «Ады» «обнаружил, что те подробности его раннего детства, которые действительно были важны… получают наилучшее, а зачастую и единственно возможное истолкование, лишь вновь возникая в позднейшие годы отрочества и юности в виде внезапных сопоставлений, воскрешающих к жизни часть и живящих целое»32. Младенец «живет» и действует в ребенке и взрослом человеке, реализуя свои потенции, раскрывая суть тех архетипов, которые, видимо, в нем заложены изначально. Это скорее не доказуется, а показуется, чему немало свидетельств, как в истории, так и в современности. В любом случае, психология развития ребенка ХХ — начала ХХI века все более и более сдвигается к самым ранним стадиям. Введен термин «преддетство — преджизнь», понимаемый как чувства любящих людей, задумавших родить ребенка, «ответственное отцовство и материнство»33. Это выводит на комплекс проблем, связанных с современной демографической катастрофой в России, с аномией масс населения и амбивалентностью отношения к самому факту материнства. Это один из современных парадоксов нашего национального стереотипа сексуальности, о чем шла речь в монографии автора «Парадоксы русской сексуальности», вышедшей в 2006 году. Об этом еще поговорим в главе III, а пока остановимся еще на одном моменте ранней детской сексуальности.
Вильгельм Райх в своей «Сексуальной революции», потрясшей мир в 30 е — годы ХХ века отстаивал концепцию свободной детской сексуальности, имевшей место в обществе матриархата и развивал мысль о сексуальном угнетении ребенка в последующем. Поскольку вслед за З. Фрейдом он утверждал, что «даже у маленького ребенка активно развивается сексуальность, которая не имеет никакого отношения к размножению»34, предстояло объяснить генезис этой автономной сексуальности и ее источник развития. В. Райх видел в сексуальности мощную силу, которая должна быть поставлена на службу обществу. Любопытно отметить, что в числе предлагаемых им мер были также «вечные» для России вопросы как жилье для молодых и неженатых, вовлечение женщин в жизнь армии и флота, участие небюрократических структур в этом процессе и т. д. Лейтмотивом движения должно быть воспитание у ребенка положительного отношения к сексуальности, либеральный подход к онанизму, детским сексуальным играм и другим проявлениям полового интереса, независимо от их будущих социальных ролей, материнства и отцовства. Как известно, эта позиция реализованная в 20е годы в СССР усилиями Веры Шмидт, Сабины Шпильрейн и других была подвергнута уничтожающей «критике» в 30е годы, в эпоху борьбы с «педологическими извращениями». Вряд-ли есть необходимость доказывать, что эта дилемма постоянно воспроизводится в отечественной истории вплоть до начала XXI века.