Мартини в баре не оказалось, однако Лебедева благосклонно согласилась на коньяк. Протискиваясь к своему столику с двумя пузатыми бокалами в руках, Лямин миновал компанию вышедших покурить «грузчиков» и услышал за своей спиной: «Грузчик, будь бдителен, не все то, что в воде плавает, – лебедь». В ответ на эту ремарку кто-то возразил: «Да ладно тебе, Серега, сам знаешь: хрен ровесников не ищет». Компания заржала, однако Иван решил не связываться и проигнорировал циничные мужланские намеки.
– Ну что, на брудершафт? – весело спросила Светлана.
– В каком смысле?
– Да в таком, что уже почти полгода в отделе работаешь, а зайти познакомиться поближе так и не удосужился.
– Просто повода не было, – замялся Иван.
– Если б хотел зайти, то и повод бы нашел.
Они со звоном чокнулись и отхлебнули по чуть-чуть. После этого Лебедева перегнулась через стол, на долю секунды продемонстрировав Лямину потрясающее по своему внутреннему содержанию декольте, и крепко поцеловала его в губы. От нее пахло алкоголем, вкусными сигаретами и терпким парфюмом. От сочетания этих запахов и затяжного поцелуя у Ивана закружилась голова. Впрочем, возможно, такую реакцию на молодой организм выдал упавший на прежде выпитую водку армянский коньяк апрашкинского розлива.
Год назад двадцатишестилетняя Светлана Лебедева перевелась в наружку из информационного центра ГУВД. На то у нее имелись две причины, причем обе достаточно веские. Во-первых, в наружке срок выслуги засчитывался как год за полтора, а, во-вторых, поголовье мужских особей здесь было на порядок выше, нежели в ИЦ. При этом оно выгодно отличалось многообразием видов и подвидов, среди которых преобладал homo nejenatikus («мужчина холостой»). Поначалу мужчины отдела приняли Лебедеву более чем радушно – в условиях наблюдающегося дефицита женщин на оперативной службе Светлана стала настоящей находкой.
С Лебедевой было легко. Нет, конечно, ее нельзя было назвать женщиной легкого поведения, однако и шибко тяжелым оно (поведение) также не было. Светлана просто и непринужденно вписывалась в любые мужские компании, при этом пила спиртное наравне с мужиками и не краснела даже от суперскабрезных анекдотов. С ней было приятно флиртовать, с ней было комфортно выезжать на природу, а при желании и определенном стечении обстоятельств можно было даже попроситься на ночлег, не рискуя при этом получить по морде за столь недвусмысленное предложение. Более того, некоторые счастливцы такое приглашение получали. Но вот дальше начинались проблемы. Нет, Светлана не относилась к той породе женщин, которые после первой же совместной ночи пытаются затащить мужика в загс. Однако одной-двух близостей было достаточно для того, чтобы Лебедева приклеивала к несчастному ярлык «моего мужчины», после чего окружала его заботой и вниманием столь назойливо, что мужчина взвывал и шарахался от нее, как черт от ладана. У Светланы была какая-то патологическая потребность в ежечасном уходе за «любимым», в результате чего объекты ее ухаживания порой доходили до такого состояния нервного и физического истощения, что нередко писали рапорта с просьбой о переводе в другой отдел. Мужские «измены» Лебедева переживала болезненно, но недолго, и через какое-то время опять бросалась на поиски «милого, дорогого, любимого, единственного». Надо ли говорить, что со временем подобный поиск увенчивался успехом все реже и реже: умудренные чужим опытом «грузчики» отдела продолжали с ней флиртовать и совместно распивать горькую, однако, будучи наслышанными о привычках Лебедевой, сокращать дистанцию не спешили.
Всех этих тонкостей Ваня Лямин не знал, а потому знаки внимания со стороны Лебедевой отнес исключительно к признанию собственных мужских достоинств. Тем более что после эпохальной драки с Володей Дроновым Иван возомнил себя чуть ли не настоящим мачо. Что же касается Светланы, то она с куда большей охотой попыталась бы завести роман с Пашей Козыревым, но увы… В отделе только ленивый не знал о его увлечении Полиной Ольховской. Так что делать было нечего – на безрыбье и Лямин Брэд Питт.
Что ж, Брэд-то, может, он и Питт, но зачем так много пить? Иван и Светлана успели немного поболтать, обменяться телефонами, выкурить по сигаретке (притом что Лямин в повседневной жизни был человеком некурящим) и опростать еще два по пятьдесят коньяку. После этого Лямка окончательно потерял способность адекватно воспринимать окружающую действительность, а также перестал ориентироваться в пространстве. Итогом стало бесславное падение со стула, закончившееся несколькими разбитыми предметами, а именно: надеждами на романтическое продолжение вечера с Лебедевой, носом Лямина и двумя заведенческими бокалами. Пока сердобольная Светлана хлопотала вокруг Вани, собирая кровь антисептической прокладкой Allways, «грузчики» по просьбе Нестерова поймали на улице тачку, бережно загрузили в нее немного пришедшего в себя после встречи с бетонным полом Лямку и транспортировали его домой, демонстративно записав номера купившегося на щедрые чаевые частника.
За разбитую посуду расплатился только что подъехавший Костя Климушкин, который потом еще битый час как мог успокаивал Нестерова. Тот матерился, бушевал и порывался ехать на квартиру к Лямину, дабы лично навесить своему воспитаннику пару-тройку «сухомлиновских» пенделей.
– Я этому верблюду еще устрою сладкую жизнь, – рычал бригадир, который к тому времени и сам уже был как минимум «в одном глазу». – Я ему в задницу фотомодель засуну и в таком виде заставлю танцы народов мира плясать.
– Да ладно тебе, Сергеич, с кем не бывает. Молодой еще пацан, стакан держать не умеет, перебрал малость. Ничего – научится. Кстати, а почему верблюд?
– Да потому что пьет, зараза, как верблюд – редко, но много…
…В полдень Ивана разбудила трель мобильника. Откликаться не хотелось. Не хотелось открывать глаза, не хотелось шевелиться – не хотелось вообще ничего. Разве что минералки, много-много минералки. Но невидимый абонент был настойчив, поэтому Лямка все же протянул руку, нашарил трубу и поднес ее к глазам. Номер был закрыт. «Невысвечивающийся» собеседник у Ивана имелся только один – Ирина. Лямин собрался с силами и нажал кнопку ответа:
– Привет.
– Привет-привет. Ты что, спишь еще?
– Не-а, давно поднялся, – соврал Лямка, слегка озадаченный тем, что голос у Ирки был какой-то… словом, не такой, как обычно.
– Ой, да уж мне-то можешь не врать. Плохо, небось, после вчерашнего-то?
«Ну вот, уже доложил кто-то», – расстроился Иван и поспешил перевести разговор:
– А как тебе театр?
– Да самый классный театр потом получился, когда мы после всего еще и в «Кукарачу» завалились. Ой, Ванька, знаешь, так, как вчера, я уже давно не напивалась.
«Так вот почему у нее голос такой странный, – подумал Лямка. – Хм, а мне говорила, что вообще ничего крепче шампанского не пьет. Хотя, если постараться, то можно и шампанским накачаться. Как, к примеру, я в школе на выпускном».
– Слушай, может, тогда пойдем, проветримся? На Неву, в Летний сад сходим?
– Ой, да ты что! Я и по квартире-то еле ползаю. Давай лучше ко мне приезжай, полечимся народными средствами. Русско-индийскими.
– Это как?
– Джин-тоник и камасутра.
«Ни фига себе! На прошлой неделе, когда провожались, даже поцеловать себя не разрешила, а теперь открытым текстом заявляет. Интересно, это у всех женщин с похмелья такие рефлексы или только у малопьющих?»
– А как же твои? Они разве не дома?
– Да еще вчера все на дачу уехали. Ну так чего – приедешь?
Иван немного поколебался, однако, спохватившись (в конце концов, настоящие мачо в подобных ситуациях не раздумывают, а действуют), как можно более развязным тоном ответил:
– Ладно, заеду.
– Давай, где-то часикам к четырем подъезжай. Адрес-то с похмелья не забыл?
– Нет, – Лямку снова больно кольнуло напоминание о вчерашнем фиаско. – А какой джин взять?
– Возьми «Ягуара» или «Рэд Дэвила». А еще резинки купи.
– Какие резинки? – не понял Лямка.
– Ну не жевательные же!..
От такого девичьего напора Ваня, признаться, немного оторопел. Но не отступать же теперь, в самом деле! В конце концов, уже давно пора становиться мужчиной! С этой мыслью Лямка поднялся с постели и пошлепал в душ – приводить себя в удобоваримый вид. Благо времени до интимного свидания было еще предостаточно.