— Ты знал, что я буду здесь?
— Предполагал. Впрочем, избавиться от безделушек нетрудно, а твой отец без труда сделает тебе новые документы. Но раз уж ты здесь, мне не за чем хранить твои вещи.
С языка чуть не срывается привычное «спасибо», но я быстро одергиваю себя. Нет, этот человек не достоин моей благодарности.
— Ясно, — заполняю неловкую паузу и отворачиваюсь к сыну.
За окном глубокая ночь, в салоне играет тихая классическая музыка. Спустя время я немного расслабляюсь и не замечаю, как засыпаю.
Вздрагиваю, когда голова перевешивает и падает на грудь, а у меня ощущение, будто кто-то толкнул. Рука молниеносно тянет к Роме, сама распахиваю глаза. Свет сильно приглушен, из-за чего охранники похожи на каменные изваяния. Сын на месте, тихо дремлет. Шейх напротив тоже спит, только его голова покоится на специальной подушке для путешествий. Вонзить бы нож ему в сердце!.. Но тогда мы с сыном вряд ли выйдем отсюда живыми. Точнее, у него еще есть шанс, а вот у меня — ни одного.
Почему спящие люди не так отталкивают? Хотя даже во сне у Джафара немного напряжено лицо. Вдруг в голове возникает картинка, как я наблюдала за ним семь лет назад, пока он спал. Тогда его сны были намного спокойнее.
Не смотреть бы на него, закрыть глаза, отрешиться. А взгляд так не вовремя скользит вниз, к белой рубашке. И я бы одернула себя, но темное пятно, усиленное полумраком, смотрится инородно на фоне светлой ткани.
Все-таки отворачиваюсь. Уснуть больше не получается. Я просто залипаю в черную бездну за иллюминатором. Не знаю, сколько проходит времени. Снова смотрю на шейха, и — я готова поклясться — пятно увеличилось, а грудь Джафара стала подниматься чаще.
Противоречивые эмоции свербят в сердце, но разум холодными кольями вбивает между нами: если шейх умрет в самолете, я живой отсюда не выйду, ведь его охрана не станет разбираться. Только… разве я могу помочь врагу?!
Глава 7
Секунду ускользают, пятно все увеличивается.
— Помогите! — не выдерживаю и зову, даже не поняв, на каком языке. Но это не важно: свет в салоне тут же включается, к нам подлетают охранники, а за их спинами мельтешит Халим. Мы все видим бледное лицо шейха и багрово-красное пятно на его груди.
Вперед проталкивается симпатичный мужчина лет сорока. Распахивает пиджак Джафара. Но я не успеваю увидеть масштаб катастрофы: теплые руки навязчиво тянут на себя, и я встаю.
— Рома! — тут же восклицаю. Халим огибает меня и, стараясь не тревожить коллегу, осторожно поднимает моего сына. Лицо мужчины заметно напряжено.
— Тяжелый он, — пыхтит Халим и отдает мне ребенка. Сын начинает елозить у меня в руках, просыпаясь. — Пройдемте со мной.
Теперь мы ближе к хвостовой части самолета. Я хотела сесть так, чтобы видеть происходящее, но Халим жестом указывает мне на противоположные сиденья. Не видеть происходящее ужасно нервирует. Сжимаю краешек куртки, тереблю кольцо на пальце.
— Мам? — Ромка дергает меня за рукав. — Когда можно будет покушать? Я очень голодный.
— Сейчас, малыш, — быстро говорю, а сама поворачиваю голову к Халиму, обращаюсь по-английски: — Мой сын хочет есть. Можно что-нибудь организовать, пожалуйста?
— Разумеется! — вежливо отвечает мужчина и вскакивает, на ходу вертя головой, видимо, в поисках стюардессы. Но той нет, поэтому он отправляется лично в хвост самолета. Благодаря его уходу поворачиваюсь, чтобы еще раз посмотреть на возню с шейхом. Только за спинами охранников ничего не видно.
— Мам, — снова дергает меня Ромка. — Мам, я хочу пройтись.
— Пока нельзя. Одному дяде плохо.
— Это потому, что он тебя обидел! — уверенно заявляет сын, вызывая у меня нервную улыбку.
— Он просто болеет.
— Он умрет?
— Нет, надеюсь. Вообще, Ром, никому нельзя желать смерти, как бы сильно этого не хотелось.
Как часто родители говорят своим детям, как поступать правильно, а сами думают об обратном? Я в очередной раз заглядываю в свое сердце и не понимаю, ненавижу ли я Джафара или все-таки нет?
Тем временем все громче раздаются приказы незнакомого голоса на арабском, все чаще охранники снуют туда-сюда то с какими-то лекарствами, то со стойкой для капельниц. Их лица безэмоциональны, а чужой язык не позволяет разобраться в ситуации. Все плохо? Или все лучше?
Халим возвращается, кладет мне на колени две порции упакованной готовой еды, а сам безотрывно смотрит поверх наших голов. Да что же там происходит?
Через несколько минут сверху раздается тот самый властный голос, который до этого командовал. В его тоне чувствуется усталость и облегчение. Халим подскакивает с места, что-то отвечает. Поднимаю голову. Рядом стоит красавчик, которого первого пустили к Джафару. Судя по всему, он врач.