Судьба в этом случае благоприятствовала мне более обычного. У гугенотки г-жи д'Арамбюр, дамы ученой и жеманной, я однажды познакомился со знаменитым протестантским богословом из Шарантона, Метреза 68. Она стравила нас из любопытства. Завязался диспут, и такой оживленный, что мы сходились с ним для спора девять раз в продолжение девяти дней. На трех или четырех наших встречах присутствовали маршал де Ла Форс и виконт де Тюренн 69. Некий дворянин из Пуату, побывавший на всех девяти, обратился в католическую веру. Так как мне не было еще двадцати шести лет, событие это наделало много шуму, и в числе прочих его следствий оказалось одно, не имевшее отношения к причине. Я расскажу вам о нем, после того как воздам должное Метреза за учтивость, выказанную мне во время одной из наших встреч.
На пятом нашем диспуте, где мы трактовали о воззвании к Богу, я добился небольшого перевеса. Он загнал меня в угол на шестом, предметом которого был авторитет папы, ибо, не желая ссориться с Римом, я утверждал начала, которые отстаивать более затруднительно, нежели догмы Сорбонны 70. Пастор заметил мое смущение и не стал касаться вопросов, принудивших бы меня к объяснениям, которые могли вызвать недовольство нунция. Я оценил образ его действий и по окончании диспута поблагодарил его в присутствии г-на де Тюренна, на что он ответил мне: «Было бы несправедливо помешать аббату де Рецу сделаться кардиналом». Не правда ли, женевским педантам отнюдь не свойственна подобная обходительность.
Я сказал вам выше, что диспут наш произвел следствие, никак не сообразное с причиной. Вот в чем оно заключалось.
После диспута герцогиня Вандомская, о которой вы наслышаны, прониклась ко мне поистине материнской нежностью. Она присутствовала на наших диспутах и, хотя, без сомнения, ничего в них не поняла, утвердилась в расположении ко мне в особенности благодаря своему духовнику г-ну Коспеану, епископу Лизьё, который всегда останавливался в ее доме, когда приезжал в Париж. В эту пору он как раз возвратился из своей епархии; он всегда питал ко мне дружеские чувства, а теперь, увидев, что я твердо намерен посвятить себя служению Богу, чего он всегда пламенно [30] желал, приложил все возможные старания, чтобы с самой выгодной стороны представить свету те немногие достоинства, какие мог во мне заметить. Нет сомнения, что именно ему я обязан некоторой славой, какую стяжал в ту пору; во Франции не было другого человека, чье одобрение могло бы столь много этому содействовать. Проповеди г-на Коспеана возвысили его, безродного чужеземца (он был фламандец), до епископства; и это свое положение он упрочил благочестием, лишенным суетности и суесвятства. Бескорыстием своим он превосходил пустынников, стойкостью был равен святому Амвросию и при дворе и при особе Короля пользовался свободой, внушавшей кардиналу де Ришельё, его ученику в теологии, боязнь и почтение. Этот добрый человек, питавший ко мне такую дружбу, что три раза в неделю толковал мне Послания апостола Павла, забрал себе в голову обратить виконта де Тюренна и честь этого обращения приписать мне 71.
Господин де Тюренн глубоко почитал епископа, но все наружные знаки этого почтения особенно старался выказать ему теперь, по причине, какую он открыл мне сам, но только десять лет спустя. Граф де Брион, которого вы знали под именем герцога Данвиля, был пылко влюблен в мадемуазель де Вандом, ставшую позднее герцогиней Немурской; графа связывала близкая дружба с г-ном де Тюренном, который, чтобы доставить ему удовольствие и дать случай почаще видеться с мадемуазель де Вандом, делал вид, будто слушает увещания епископа Лизьё и даже исполняет его наставления. Граф де Брион, дважды бывший капуцинским монахом и то и дело перемежавший благочестие с грехом, принимал живейшее участие в так называемом обращении виконта и не пропускал ни одной беседы, которые происходили часто и всегда в комнате герцогини Вандомской. Брион был весьма недалек умом, но обладал навыком света, во многих делах заменяющим ум; вот этот его светский навык в соединении с известной вам повадкой г-на де Тюренна и безмятежным выражением мадемуазель де Вандом содействовали тому, что я все принимал за чистую монету и ничего не замечал 72.