Деревья, по мере того, как я продвигался вглубь, стояли все реже, и большая их часть была усыпана плодами, хотя для некоторых видов явно был не сезон. А кроме того, земля была покрыта цветами, многие из которых цвели, наполняя ночной воздух тонким ароматом. Ближе к центру аномалии начали встречаться стайки светлячков и ночных бабочек, и с каждым шагом огоньков, мерцающих в траве, становилось все больше, пока они не стали похожи на рождественские гирлянды, раскиданные тут и там прямо на земле.
А в самом центре стояла небольшая ступенчатая пирамида из потемневшего от времени камня. Высотой она была всего лишь около трех метров, а на ее вершине восседал самый необычный бишонен, каких я только видел. Его глаза были закрыты, а на лице и руках виднелись полустертые следы каких-то узоров. Распущенные черные волосы были настолько длинными, что спадали к подножию пирамиды, а на голове находился причудливый убор из блестящих сине-зеленых перьев и драгоценных камней. Одет был бишонен в нечто вроде юбки до колен, подвязанной сложно закрученным расшитым поясом, и такое огромное количество золотых и жемчужных ожерелий, что они закрывали его грудь и живот словно кольчуга. Картину дополняла огромная крылатая змея, обвивавшая пирамиду своими кольцами в несколько слоев. Когда я вышел из-за деревьев, она подняла голову и зашипела в мою сторону:
- Чужак. Сссдесссь чужак.
Глаза бишонена медленно открылись, и стало видно, что они неярко сияют голубым светом. Так же неспешно он повернул голову в мою сторону и произнес что-то на неизвестном мне языке.
- Я не понимаю, что ты говоришь, но я понимаю твою змею, - последнюю часть фразы я произнес на парселтанге.
- Смертный, как проник сюда ты.
Таинственным образом слова бишонена прозвучали словно стихотворная строка, хотя парселтанг крайне беден на художественные средства. В одном-единственном предложении этот странный парень словно бы уместил незаконченную мелодию, которая буквально требовала продолжения. И хоть интонация его слов не была вопросительной, я ответил:
- Я не смертный. Я странник в поиске знаний. Я не знал, кто ты, поэтому пришел получить ответы, - в парселтанге не так уж много слов, описывающих абстрактные понятия, поэтому довольно сложно изъясняться на отвлеченные темы. А уж быть вежливым и вовсе непосильная задача.
- Имя мое не скажет ничего тебе, его давно забыли люди. Предали, осквернили, пороком запятнав.
Бишонен отвернулся и теперь глядел прямо перед собой, и явно погрузился в невеселые воспоминания, отчего у него даже свет глаз слегка потускнел.
- Люди так устроены, что забывают, предают, порочат. Винить их, все равно что воду упрекать в том, что она мокрая. Но так же люди способны на великие дела, и могут создавать такие прекрасные вещи, что даже богов в силах удивить.
Мой собеседник ничего на это не ответил, но глаза у него, кажется, разгорелись чуть ярче.
- Так кто же ты? – повторил я.
- Кецалькоатль имя мне.
- Ты тот, кто научил людей считать, строить здания, обрабатывать землю, наблюдать за звездами, дал им маис и какао, а также запрещал человеческие жертвоприношения?
Бог встрепенулся от моих слов и повернулся ко мне уже всем телом, отчего многочисленные ожерелья на его шее мелодично зазвенели.
- Удивлен немало я, что помнят о деяниях моих.
- Помнят. Но не все, лишь те, кто любит знания. Даже назвали твоим именем самого большого из древних летающих ящеров, известных не магам. Но лично я готов поставить тебе памятник только за то, что ты дал людям какао. Шоколад, который из него готовят, для меня самое вкусное лакомство на свете.
Бишонен едва заметно улыбнулся:
- Принес ты в сердце мое радость. И чоколатль не зря богов напитком называли, раз любят до сих пор его.
- Сейчас из него не только напиток делают, но и твердый шоколад.
Я достал из своего неприкосновенного запаса на черный день все сладости с какао, какие там хранились. Вышло примерно пять килограмм – здоровенная куча конфет и шоколадных батончиков, которая из-за разноцветных фантиков казалась еще больше, чем она есть.
- Минуло десять сотен лет, как человеческие руки подношенье совершали мне в последний раз. С тех пор питался я лишь плодами и цветами, что сами опадали на мой храм, единственный, что уцелел, когда низверг меня Тескатлипока.