Однако продолжать и дальше лежать, предаваясь пессимистичным размышлениям, просто бессмысленно. Я сейчас даже пожалеть себя толком не могу, поэтому для начала надо хотя бы восстановить систему самогендзюцу. Что делать я знаю, коллекция чужих «отшаринганенных» эмоций при мне, так что остается добавить только много кропотливого монотонного труда, и я буду как новенький. А там, возможно, и для восстановления чувствительности конечностей какое–нибудь самогендзюцу придумаю. И будет у меня «протез» не только для эмоций, но и для тела. А потом останется только какую–нибудь пластическую операцию по увеличению красивости сделать, и я стану на сто процентов ненатуральным.
От таких мыслей я помрачнел еще больше. Меня и раньше угнетала собственная «ненастоящесть» — ведь я жил чужой жизнью, в чужом теле, да еще и эмоции чужие подделывал, а теперь и вовсе как ходячий полутруп. С этим надо что–то делать, и самогендзюцу — всего лишь полумера. Чертов риненган, доставшийся такой дорогой ценой, даже людей воскрешать может, но у меня совершенно бесполезен — я свои глаза «включить» не могу, потому что всерьез опасаюсь, как бы у меня от этого голова не взорвалась.
Кажется, у меня только одно утешение осталось — моя виртуальность, в которой я по–прежнему царь и бог. Переместившись на улицы внутреннего Города, я попытался оценить масштабы разрушений. Пары–тройки зданий не хватало, зато остальные выглядели вроде бы нормально, кажется, местные жители успели все отремонтировать, пока я был в отключке. Зато появилось кое–что новенькое — прямо посреди главной улицы асфальт потрескался и провалился, образовав вытянутое ущелье, сейчас со всех сторон окруженное симпатичной оградкой. Большой указатель с мигающими лампочками гласил «Прорыв инферно», и я заинтересовавшись, подошел ближе и заглянул в провал. В глубине ущелья бурлила лава, и время от времени появлялись облачка разноцветного дыма. Оказывается, в виртуальности после землетрясения появилось несколько таких прорывов, и каждый из них теперь был заботливо окружен оградой и указателями. Кроме того также образовалось несколько «кроличьих нор» — дыр в земле, и если прыгнуть в одну, то после долгого падения тебя выкидывало через другую.
Судя по воспоминаниям внутренних личностей, аттракцион получился не хуже американских горок. А мне в последнее время как раз не хватало положительных эмоций, поэтому я, недолго думая, переместился к одной из них и опробовал новое развлечение. Почувствовав, что настроение с отметки «хуже некуда» поднялось до «жить можно», я отправился в ИВМ задать умникам вопрос, который мучает людей с тех пор, как они научились мыслить. «Что делать?» — кажется, от меня еще никогда не поступало запроса короче.
Побродив по самым красивым местам своей виртуальности, я понял, что депрессия отступила. Я действительно все еще жив. Однажды я сказал Итачи, что хотел бы заняться творчеством, но не могу, потому что меня, как последнего Учиху, не оставят в покое. Я никогда не жаждал быть шиноби, но сейчас, когда меня лишили такой возможности, я понял, что мысли о предстоящем «уходе на покой» меня отнюдь не радуют. Однако не все еще потеряно. Даже если я никогда больше не смогу применять ниндзюцу, у меня все еще останется тело, которое я тренировал в течение десяти лет почти каждый день. Мое тайдзюцу и кендзюцу даже без активного шарингана все еще на уровне джонина, за что отдельное спасибо Итачи, нещадно меня гонявшему. Думаю, чувствительность тела я все–таки смогу восстановить так же как эмоции, а если нет — приспособлюсь и к этому.
В реальность я вернулся заметно приободрившимся и сразу же занялся ремонтом системы самогендзюцу. Повозиться с ней придется изрядно, но результат того стоит — хотя бы перестану пугать безразличным выражением лица Наруто и Итачи.
Глава 23
Я как обычно «медитировал» в саду, на самом деле просто любуясь солнечными бликами на листве и облаками, плывущими в небе. Моя система самогендзюцу была еще не до конца восстановлена, и сейчас у меня временами начисто отсутствовали все эмоции и желания, поэтому иногда даже шевелиться не хотелось. Попроситься, что ли в клан Нара? Я там теперь за своего сойду.
— Саске–сама? — раздался неподалеку голос.
Я сразу его узнал и даже слегка удивился — как раз недавно закончил работу над этой эмоцией и теперь решил проверить ее в деле. Хотя приход Нейджи был вполне ожидаем, я ведь его с того света вытянул, и он просто не мог это проигнорировать. Теперь еще один человек появился, кто называет меня «сама». Впрочем, с тех пор, как меня начали считать реинкарнацией Рикудо, многие стали выражать чрезмерное уважение.
— Привет, — я поприветствовал Хьюгу и выбрал из своей коллекции улыбок вежливо–дружелюбную.
Нейджи некоторое время благодарил меня по всем канонам кланового этикета, но через пять минут выдохся.
— Я хотел спросить… Мы ведь никогда особенно не общались, и за всю жизнь сказали друг другу десяток слов. А вы… вы вытащили меня с того света. И я не понимаю, почему вы приложили столько усилий ради меня.
Похоже, парня и правда всерьез беспокоит этот вопрос. Хотя его можно понять. Я ведь только своего любимого брата так же спас, и теперь Хьюга не знает, что и думать.
— Просто ты всегда мне очень нравился, и мне было больно видеть, как ты умираешь, — я добавил побольше искренности во взгляде. Сейчас бы еще его за руку взять, но это уже перебор будет.
Глаза Нейджи, и без того большие, стали просто огромными. А потом парень начал стремительно заливаться краской, истолковав мое высказывание именно так, как я и предполагал. Хотя… После того, что у него было с моими внутренними личностями, он на мне жениться обязан. Впрочем, я ради собственного душевного спокойствия не узнавал, что там с ним фанатки делали, может, все не так уж и запущено. Но все же хорошо, что Нейджи ничего не помнит. Почти две минуты я с интересом наблюдал за жутко смущенным Хьюгой, и наконец, смилостивился.
— Меня очень беспокоит то, что длинноволосых мужчин с каждым годом становится все меньше и меньше. Я просто не мог допустить, чтобы и ты погиб. У меня есть что–то вроде хобби — спасать всех шиноби с длинными волосами. Началось все с Хаку, а потом я просто во вкус вошел и не смог остановиться.
Кажется, еще немного — и бьякуганы Нейджи просто выпали бы. Он даже краснеть перестал.
— Я уже подумывал сам волосы отрастить, но мне не идет. Поэтому, Нейджи, никогда не стригись, ладно?
Хьюга, кажется, достиг своего предела удивления, и начал слегка успокаиваться. По крайней мере, настолько, что мог спросить:
— Только поэтому? Из–за волос?
— А ты хотел какую–нибудь эпичную причину? — хмыкнул я. — Хотя и такая у меня есть. Я уверен, что мир спасет красота, поэтому, я тебя и воскресил. Оставайся таким же красивым, а еще лучше — произведи много симпатичных деток, и считай, что мы в расчете.
Парень уходил от меня почти в неадеквате, он даже слегка покачивался. Сразу видно, что до этого со мной не общался, поэтому его так легко выбить из колеи.
— Нейджи, — позвал я, когда он уже почти скрылся за поворотом тропинки. — Я снял печать с твоего лба.
Хьюга затормозил так резко, будто налетел на стену. А потом внезапно оказался совсем рядом.
— Что?! Но… — его рука словно сама собой потянулась к протектору на голове, под которым скрывалась зеленая отметка фуин.
— Это гендзюцу. Я не знал, как отреагируют остальные Хьюга, и подстраховался. Ты ведь всегда так ненавидел эту метку… Считай это моим подарком за спасение Наруто и Хинаты. И надеюсь, мне никогда не придется о нем пожалеть.