Себастьян сидел напротив и прожигал меня сожалеющим взглядом. Я старалась не разговаривать с ним, думая только о том, что услышала утром у моря.
Корбатов обсуждал случившееся с Уизли, и мне пришлось рассказать ему про трупы волков на той самой поляне.
— В вашей мифологии, насколько я сведущ, — начал он, — волк означает враждебность и смерть. Думаю, тут весьма символический подтекст. Но… — он нахмурился и погрузился в угрюмые размышления.
— Что «но»? — заинтересовался Себастьян, оторвав наконец от меня взгляд.
— Анимаги. В роду Уизли есть кто-то такой? — Корбатов обратился именно ко мне, и это заметно рассердило Сэллоу. Тот свирепо раздул ноздри и, цокнув, сложил на груди руки.
— Понятия не имею. Но не думаю, они же… — я замялась, подбирая подходящее слово.
— Слабые волшебники, — закончил за меня Себастьян, кривя губы в издевательской улыбке.
— Сказал «невероятно сильный» волшебник, — в его манере пропела я и встала из-за стола, чтобы налить себе чаю. Корбатов, не замечая нашей перепалки, подпёр кулаком подбородок и крепко задумался.
Пока я делала чай, сзади бесшумно подкрался Себастьян.
— Он заснул, — еле сдерживая смех, Сэллоу кивнул в сторону профессора. Тот действительно задремал, во сне хмуря лоб и что-то бормоча себе под нос.
Я, на секунду забывшись, прыснула, но тут же взяла себя в руки и сжала губы в прямую линию, возвращаясь к приготовлению чая. Рядом с моей рукой что-то блеснуло, и я кожей почувствовала холодный металл.
— Что это? — спросила я, хотя уже воочию видела ответ. Лимонные духи. — Откуда?.. — боязливо взяла баночку в пальцы и повертела под огоньком свечи.
— Сам сделал, — гордо вскинув подбородок, ответил Себастьян.
— А цедру где взял?
— Лунарио.
Баночка со звоном упала на пол, и Корбатов дёрнулся, но глаза не открыл, тут же заново погрузившись в сон. Я вжала голову в плечи, а затем пихнула Сэллоу в грудь, чтобы он спиной впечатался в стену. Приставив горящие пальцы к его шее, сквозь зубы заговорила:
— Как ты до него добрался? Кто позволил?
— Чесноук, кто же ещё? — он словно совсем не боялся, и только пульсирующая венка на его шее давала мне понять, что он блефует.
— Не городи чушь. Она бы никогда не подпустила к редкому растению такого недотёпу.
— «Недотёпу»? — переспросил деланно-обиженно. — Вообще-то я был её любимым учеником.
Уже совсем не сдерживаясь, я расхохоталась:
— Любимым? Кто сказал тебе такую ерундистику? Мандрагора?
Отошла от Себастьяна, взяла выдыхающую обильный пар кружку и поплелась наверх. Сзади тенью следовал Сэллоу, и меня тянуло поставить ему подножку, чтобы он кубарем покатился с лестницы.
Мы сидели в комнате на разных кроватях, скрестив ноги. Я пила маленькими глотками горячий чай и вертела в руках баночку духов, которую снова подсунул мне Себастьян.
Звенящая тишина убивала. В голове роем клубились мысли, но одна из них жалила больнее других. Почему мне не хочется кричать? Ругаться, лезть в драку или хотя бы ответить Себастьяну чем-то похожим на то, что он сказал сегодня утром. Я украдкой поглядывала на него, пока он отвлекался на завывающий за окном ветер.
Неужели мне и правда стало всё равно? Конечно, его слова ударили в самое сердце. Они сделали больно, что хотелось сжать челюсти и зажмуриться так, чтобы исчезнуть. Но эмоции… вспышки, которые раньше возникали по малейшему поводу, больше не посещали меня. Гнева нет, нет и чувства счастья, от которого хочется подпрыгивать до потолка, а то и до небес. Как же я скучаю по…
— Думаешь об Уизли? — перебил мои мысли Себастьян. На удивление сказал не ядовито, а вполне себе спокойно. Я устало ухмыльнулась — они только и умеют, что друг о друге спрашивать?
— А если и думаю, то что?
Он не успел ответить — ручка двери поползла вниз, и в комнату зашла раскрасневшаяся от мороза тётя Ася.
— Амелия, я не могу найти… батюшки! Что ж это творится? — она закрыла лицо ладонями, вытаращив глаза.
Тётя Ася не говорила по-английски, поэтому мы не поняли ни слова, но судя по её эмоциям, она была чем-то очень недовольна.