Я склоняю голову набок.
— Ну, теперь, когда я знаю, что это не просто находка из какого-нибудь дорогущего комиссионного магазина, мне оно нравится немного больше. Это делает пространство... уютным.
Уютная – вот какая квартира Тома.
Сначала я предполагаю, что фигурки животных из полимерной глины странных пропорций и рисунки с отпечатками рук, прикрепленные к его стенам, должны быть просто результатом его необычного вкуса в искусстве, но потом я вижу имена учеников, подписанные внизу.
Это... более мило, чем я хотела бы признать.
Однако на этом все не заканчивается.
Книжный шкаф, неуклюже втиснутый между кухней и гостиной, завален семейными фотографиями. Седеющая голубоглазая пара обнимает Тома с детским личиком на его выпускном в средней школе. Затем колледж. Затем даже здесь, в городе, с мерцающими экранами Таймс-сквер позади них.
Я предполагаю, что эти двое - история происхождения всей доброй, всесторонне нормальной жизни Тома.
Есть и другие фотографии - молодой, стройный Том, лучезарно улыбающийся с большой группой друзей во время пешего похода. И катание на каяках по реке. И загорание на пляже. И множество других живописных мест, достойных ежегодной рубрики Instagram highlight.
Становится совершенно ясно, что, несмотря на одиночество, Том ни одного дня в своей жизни не был один.
Даже книги, какими бы немногочисленными они ни были, являются связующим звеном с другими людьми. По крайней мере, я сильно сомневаюсь, что Том покупает себе «Нью-Йорк для чайников» и «позы для секса 69, о которых вы никогда не знали».
— Прежде чем ты подумаешь, что я полный чудак, — говорит Том, возвращаясь в гостиную с двумя дымящимися кружками чая в руках. — Я обещаю, что у них есть история.
Он протягивает мне кружку с красочной надписью самый хороший учитель Айовы, и начинает рассказывать какую-то историю о Джейни и проигранном пари. Я отключаюсь от него почти сразу, во мне поднимается новая паника.
Что, черт возьми, мне теперь делать?
Каждый раз, когда я закрываю глаза, мне кажется, что я все еще в кабинете Адриана, открываю досье и обнаруживаю...
— Ты в порядке? —Тяжесть руки Тома, лежащей на моем плече, возвращает меня к реальности. — Ты дрожишь.
Ты дрожишь, я слышу голос Адриана в своей голове - мягкий и немного насмешливый, его рука обнимает мою...
— Я в порядке. — Я прочищаю горло и отступаю назад, но когда этого все еще недостаточно, спешу к дивану и сажусь там. — Просто, э-э, долгая ночь. Как я уже говорила. — Я потягиваю чай дрожащими руками.
Том не идет за мной. Он не давит. Он больше не вторгается в мой пузырь.
Что он говорит, так это:
— Что ж, ты в безопасности. Столько, сколько тебе нужно.
Мне хотелось бы в это поверить, но я выдавливаю дрожащую улыбку и киваю.
— Спасибо. За все, но особенно за то, что «приютил меня, как бездомную».
Его улыбка бесконечно светлее моей.
— Ты не бездомная. Ты друг в беде.
И я могу сказать, что он говорит серьезно.
Здесь нет никаких кавычек, обозначающих друга. Никаких скрытых ожиданий по поводу того, что я останусь у него ночевать. Никаких условий.
Том помогает мне ради того, чтобы помочь мне.
И это никак не облегчает чувство вины, бурлящее у меня в животе.
Он даже не подозревает, что подвергает свою жизнь риску.
Он не знает, что...
— Прости, — внезапно выпаливаю я, и он хмурит брови. — О том, что сбежала с нашего свидания. А потом не ответила тебе. Это было дерьмово, и я просто решала... — «игры разума Адриана», —жизненные проблемы, — заканчиваю я. — Но ты заслуживал лучшего.
Какая-то часть меня желает, чтобы он был немного зол - хотя бы для того, чтобы уменьшить чувство вины за то, что пришла сюда сегодня вечером.
Но в нежной улыбке, которой он одаривает меня, нет ничего горького или обиженного.
— Эй, я понимаю. Всякое случается. Не нужно извинений. — Он проводит рукой по затылку. — Ты, э-э ... хочешь какую-нибудь пижаму или что-нибудь в этом роде? Это платье выглядит не особенно удобным для сна. Я почти уверен, что в глубине моего шкафа лежит что-то от бывшей девушки или что-то в этом роде.
Чувство вины обжигает мне горло.
— Это было бы здорово.
Мне не терпится побыть наедине со своими мыслями, и, к счастью, Том не задерживается, а приносит мне скромный хлопковый пижамный комплект и указывает, в каком шкафу я могу найти дополнительные одеяла.
Но когда я наконец ложусь на диван, в квартире темно и тихо, если не считать шипения радиатора, усталость берет верх.
***
В следующий раз, когда я открываю глаза, солнце светит в окно гостиной Тома.
Я сажусь, смахивая остатки сна с глаз - и тут до меня доносится звук льющейся воды на кухне, и я оживляюсь.
Он уже встал?
Обычно я чутко сплю, особенно вне своей постели, но постоянный приток адреналина и паники прошлой ночью, должно быть, сказался.
— Доброе утро, — я громко зеваю, потягиваясь.
Если скованность в шее и спине является каким-либо признаком, я, вероятно, буду ощущать последствия пребывания на этом диване еще несколько дней - ну да ладно.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты сварил там что-нибудь с кофеином, — кричу я, поднимаясь с дивана.
Ответа нет.
— Между прочим, я просто шучу, — добавляю я. — Тебе определенно не нужно готовить мне кофе.
Ответа нет, но я слышу, как в кухонной раковине все еще льется вода.
Может быть, он надел наушники.
— Том? — Я направляюсь на кухню. — Ты все еще...
Остальная часть этого предложения прерывается сдавленным вздохом в тот момент, когда я заворачиваю за угол.
Потому что Том здесь.
Его почти пустой стакан с зеленым соком стоит открытым на кухонном столе. Раковина на кухне полна мыльных пузырей.
А его безжизненное тело лежит на линолеуме.
Глава двадцать вторая
Мои тонкие хлопковые пижамные штаны почти не защищают меня от некомфортной обстановки комнаты для допросов полицейского управления Нью-Йорка..
Поцарапанный пластиковый стул постоянно впивается мне в бедра, как бы я ни ерзала, а температура воздуха слишком низкая, чтобы к ней привыкнуть.
Я не могу сказать точно, сколько мне осталось ждать, знаю только, что к тому времени, как входят детективы, моя кожа покрывается фиолетовыми пятнами, а на задней поверхности бедер появляются вмятины.
— Мисс Дэвис, — кричит первый полицейский из-за двери. — Спасибо, что подождали. Я детектив Далтон. — Глубокий звук его голоса несет в себе властность - и, безусловно, подходит к его массивному, округлому телосложению, - но когда он подходит достаточно близко, чтобы пожать мне руку, я поражаюсь, насколько он молод.
Он не может быть старше меня, думаю я, отмечая его бледные пухлые щеки.
Но ни в крепком рукопожатии детектива Далтона, ни в пристальном взгляде его карих глаз нет никаких признаков юношеской неопытности.
— Это детектив Брайант, — кивает он, и другой мужчина - стройный, темнокожий и ниже меня ростом - торопливо пожимает мне руку.
— Э-э, приятно познакомиться, — говорю я, но это звучит как хриплое карканье. Вероятно, побочный эффект от холода в комнате для допросов.
— Не хотите ли стакан воды? — Детектив Брайант спрашивает меня.
Только мое общее недоверие к правоохранительным органам удерживает меня от того, чтобы кивнуть, как бы сильно ни протестовало мое пересохшее горло.
Оба мужчины садятся на темные вращающиеся стулья по другую сторону прикрученного стола, и я провожу пальцами по своим обнаженным рукам, завидуя их темным костюмам с длинными рукавами.