Редхард достал и второй огнебой. О блуждающих стогах ему слышать еще не доводилось, а потому поможет ли тут серебро, он не знал. Но так было как-то спокойнее.
Стога окружили его, переговариваясь шуршащими, низкими голосами на неведомом ему языке, подозрительно посматривая на него огромными, суровыми глазами из-под соломенных своих бровей. Судя по всему, решали, что делать со свидетелем их танцев на лужку.
— Удумаете мне навредить, стану стрелять, — уведомил Редхард плясунов. Один тяжело вздохнул, другие, в свою очередь, тоже тяжело вздохнули. Тот, кто вздохнул, первым заговорил мягким, шелестящим слегка басом.
— Вот что вы, люди, за народ дурацкий, а? Сразу «стрелять, рубить, жечь». Тьфу, — он был явно расстроен.
— Я сказал, если станете вредить, — уточнил Редхард, встав на ноги.
— А если не станем? — уточнил другой стог, чуть пониже, но покрупнее.
— Тогда и я не стану, — уверил Враг-с-улыбкой.
— Опять за рыбу деньги. Или стрелять, или не стрелять. Другие мысли тебя вообще посещают? — еще грустнее вздохнул первый стог.
— Случается, — признался Редхард.
— И какие? — уточнил третий стог, остальные внимательно слушали.
— Не ваше дело! — возмутился Враг-с-улыбкой.
— Как хочешь, как хочешь, — грустно отвечал первый стог, бывший, судя по всему, тут главным, — просто мы подумали, что раз уж ты тут, может, составишь нам компанию? Тут скучно. Друг к другу мы давно привыкли. Потанцуй с нами!
— Э… Я не очень хороший танцор, — признался Редхард.
— А хороший нам и не нужен, он будет любоваться собой и ждать, чтобы им любовались другие, — возразил первый стог, — хватит уже кривляться, становись в круг давай!
И не успел Редхард ничего добавить, как соломенные, толстые, плотные, но мягкие лапы подхватили его, схватили за руки («огнебои» он уже убрал) и они закружились в танце. Танец был несложен, Редхард вскоре освоился и через какое-то время понял, что даже получает от танца в компании оживших стогов своеобразное удовольствие.
— Вот, — сказал первый стог, когда они натанцевались и остановились отдохнуть, — в другой раз помни, что между «стрелять и не стрелять» можно втиснуть уйму интересных, полезных и приятных вещей. Ты познакомился с нами, потанцевал, получил удовольствие. А начал бы стрелять? Ничего бы хорошего точно не произошло. Ни для кого.
— Согласен. Но скоро рассвет, — отвечал Редхард, — вам не пора на места?
— И то, — согласились стога хором и, простившись с Редхардом, степенно, мягко разошлись по своим местам.
— Я посплю тут? — спросил Редхард, дождавшись, пока первый стог замрет на месте.
— Спи, конечно, — согласился стог, Редхард вновь сел у его подножья, опустил капюшон на лицо и уснул.
Проснувшись, ощутил Редхард какую-то внутреннюю неловкость. Словно заноза села у него в груди и мешала спокойно дышать. Он должен был понять причину и вытащить эту занозу, а потому, пожелав стогу доброго утра, на что стог не ответил, снова уселся под него.
Вскоре он понял, что мешает ему. Ночной разговор с соломенным стогом словно что-то пробудил, словно разворошил что-то в его душе. «Убей или будешь убит» — учил Ролло и он никогда не сомневался в правоте этих слов. Правда Ролло была и его правдой. Но…
Но грусть, настоящая грусть, слышавшаяся в словах говорящего стога: «Или стрелять или не стрелять», сильно зацепила его. Стог был прав. Посередине у Редхарда словно ничего не было. И это почему-то было очень унизительно ощущать. Редхард, отложив мысль на потом, поднялся и, покуривая, пошел прочь от поляны разговорчивых стогов. Пошел в горы, а не туда, где жил все это время.
Он шел долго и упорно. Дорогу он давно потерял, но это не сильно его смущало. Враг-с-улыбкой прекрасно ориентировался в любой обстановке, с собой на боку у него висела сумка с едой, а что касается горной нежити и нечисти… Ну, тут уж как карта ляжет.
После очередного поворота горного серпантина, который то ли был тропинкой, а то ли нет, и только притворялся, Редхард встал, как вкопанный. На камне у тропы сидело чудовище. Огромного роста, с растущими на спине небольшими деревцами, но при этом одетое в груботканую одежду, обутое в кожаные сапоги и с традиционным ножом на поясе. Густая, седая борода спускалась почти до пояса, спутанные волосы чудовищной копной лежали на голове, а ростом страшилище было раз в пять выше самого Редхарда. Тролль, понял Редхард. Надо было или тихо сворачивать назад, или спешно что решать. Враг-с-улыбкой понимал, что его «огнебои» тут особой роли не сыграют, маловато оружие против этого гиганта.
Самому же троллю, судя по всему, было глубоко наплевать, что кто-то на него смотрит. Он загибал пальцы, шевелил губами и что-то чертил на земле сучком, толщиной с ногу Редхарда. Редхард поневоле заинтересовался математическими выкладками существа, которое, судя по слухам, умом не блистало. Он сделал шаг и огромные, задумчивые глаза тролля уставились на него, осмотрели с головы до ног, потом открылся волосатый рот и тролль молвил: «Чего надобно, человече?»
— Да я пройти хотел, — начал было Редхард.
— Лучше бы не хотел, — мрачно сказал тролль, поднимаясь.
— Это почему? — нехорошее предчувствие кольнуло Редхарда. Кажется, он чем-то разозлил этого гиганта.
— Да потому, что я опять сбился! — со злостью сказал тролль, с отчаяньем глядя на свои выкладки, начертанные на земле.
— А виноват, конечно, я, да, — сказал Редхард, взводя курки у «огнебоев». По глазам твари, решил он, в такое блюдо не промахнешься.
— Да ты-то тут при чем! И до тебя уже сбивался! — махнул тролль рукой и снова посмотрел на Редхарда, стоявшего с «огнебоями» в руках. — Никак, стрелять удумал?
«Или стрелять, или не стрелять. Середины нет» — вспомнил Редхард и неожиданно для себя убрал оружие.
— Я думал, что ты решил на мне зло сорвать, — признался он.
— Да с какого перепугу-то?! — возмутился тролль, — ну, принесла тебя нелегкая, так все равно я не могу их сосчитать! Забыл! Забыл, как отрезало! Столько лет не вспоминал, а теперь забыл!
— Что забыл-то? — спросил Редхард.
— Я забыл, сколько мне лет! — с отчаянием отвечал тролль и снова сел на камень.
— А тебе не одна разница? — спросил Редхард. Тролль внезапно встал, и лицо его озарилось улыбкой.
— А ведь и в самом деле, какая мне разница? Но, видимо, какая-то была? — тролль грозил снова впасть в задумчивость и Редхард принял меры.
— Ты лучше мне скажи, тролль, почему ты не спишь? День на дворе! Солнце! — сказал он, — ты в камень обратиться должен!
— Кто это тебе сказал? — с необычайным презрением спросил тролль, — те шмакодявки, которые спасаются от меня, едва завидев? Больше их слушай. Они тебе и не такого наговорят. Но ты прав, мне и в самом деле пора спать. Прощай. Но все-таки, зачем мне надо было узнать, сколько мне лет? — снова задумался тролль.
— Вспомнишь, когда поспишь, — твердо отвечал Редхард.
— Может быть. Я всю ночь считал. И запутался, — продолжая бормотать, тролль, который, как будто не видя, шел прямо в скалу. Редхард с некоторым злорадством ожидал, что тролль сейчас врежется башкой, но тот ушел в скалу, как в открытую дверь. Лишь сверкнуло на миг груда золота, лежащая в пещере, и мрачно просверкали драгоценные камни. Скала закрылась.
Редхард сел на камень и закурил. Со вчерашней ночи что-то подспудно, но сильно, он чувствовал это, поменялось в нем. Он не хотел этого признавать. Но сделать это, видимо, придется. Нет, конечно, он и раньше не всегда убивал, порой менял жизнь на знания, как в случае с неугасимой трубкой, да и не только. Но никогда не сомневался, стреляя. А теперь его посещали странные мысли. Может, есть и третий путь? Но с другой стороны, такие мысли посещали его, ведьм того же Веселого Леса они не мучили, они просто убивали, когда хотели, портили, когда хотели, поджигали, когда хотели. И не только их. Если слишком близко подпустить к себе мысль о том, что можно не стрелять, то в конце концов, а скорее всего, очень скоро, просто будешь убит и не в неравной схватке, а как глупый баран, приведенный на бойню.