— Хорошо, хорошо, — примирительно замахал рукой староста. — Семнадцать, пусть семнадцать. И ты в самом деле пойдешь сейчас в лес? — он посунулся к Редхарду через стол.
— Не сейчас. Чуть позже. Деньги я получаю вперед, — отвечал Враг нежити и отпил еще чаю.
— Посиди тут покудова, — проскрипел старик и ушел из горницы. Редхард налил себе еще чаю из блестящего чайника и успел выпить примерно половину чашки, когда староста вернулся и высыпал с тарелки, как и полагалось, если деньги давались вечером, на край стола перед Редхардом горстку желтых кругляшей.
Пересчитав деньги и проверив каждую монету, Редхард ссыпал деньги краем тарелки в свой кошелек, затянул завязки, проверил свои «огнебои» (староста так и впился в них глазами), посмотрел, не мешает ли что выходу клинков на свободу, накинул свой плащ, надел шляпу и неспешно, бесшумно вышел. Староста поспешил за ним, иначе Редхарда просто не выпустили бы за ворота. За деньги он не очень переживал — лошади Редхарда и его скарб оставались в его конюшне.
— Когда я вернусь, я постучу три раза, пусть твои люди откроют, даже если будет ночь, — бесцветным голосом, скрывавшим лютое напряжение, сказал Враг. — И вот еще что. Не ройтесь в моих вещах, пока я не вернусь, если не хотите, чтобы у вас отгнили пальцы, — и он мило улыбнулся, шагнул в проем оттянутой воротины и исчез в чаще. Староста судорожно перевел дух, когда воротина снова была закрыта, а засов — задвинут.
Враг же твердым шагом дошел до края леса, снял шляпу и четко, раздельно проговорил: «Я, Редхард по прозванию «Враг нежити», говорю, что ночью иду в лес не своей волею, а долгом, а долг мой в том, что надо мне поговорить с Лесным Шутником». Он снова надел шляпу и шагнул под тяжкие, просевшие под весом ночной темноты, еловые ветви и бесшумно пропал в лесу, как ключ исчезает в омуте.
Он шел довольно долго, но ничего определенного не искал, слегка насвистывая своего «Ворона», когда услышал дым костра. Не думая, свернул он на запах дыма и вскоре вышел на небольшую полянку. У небольшого костерка сидел некто. Редхард сразу понял, что это и есть Лесной Шутник, потомок древних веселых богов. Ростом он был головы на две выше высокого, надо напомнить, Редхарда, вдвое шире в плечах, могучие мышцы буграми покрывали его тело, не создавая, однако, ощущения неповоротливости, ноги оканчивались крупными копытами, а тело было густо покрыто длинной, блестящей шерстью. Тяжелые рога, напоминая бараньи, закручивались над его лбом, а желтые глаза с вертикальным зрачком равнодушно смотрели в огонь. Вернее, на прутики в огне — Лесной Шутник пек осенние яблоки.
— Так ты и есть Редхард Враг? Я думал, староста призовет из города тех дураков, что зовут себя «Охотниками за нечистью» и которые сроду не бывали в лесу, а прославились, удавив толпой какую-нибудь старуху-травницу, свалив на нее все горести последних лет. Но чтобы сам Редхард Враг удостоил мой лес посещением, — Шутник усмехнулся, покачал тяжелой головой и указал рукой против себя: «Садись!»
Редхард сел, распахнув полы плаща, в свете костра блеснули рукояти его меча и шпаги, а также тускло блеснула сталь огнебоев.
— Хочешь яблочка? — спросил Лесной Шутник.
— Нет, я не люблю яблоки, — улыбнулся Редхард. Лесной Шутник одобрительно хмыкнул и яблоки на прутиках стали тем, чем и были в самом деле — пузатыми грибами-одоленцами, которые, если такой грибок съесть, на сутки превращали мир в веселую цветную карусель, без ума, удержу и смысла.
— Ты пришел убить меня? — рассмеялся Шутник, не сводя глаз с Редхарда.
— Ты же слышал, что я сказал у леса, зачем спрашиваешь? Я хочу поговорить.
— О чем? — удивился Лесной Шутник, — я ведь все равно не отдам Герту обратно.
— Я хочу понять. Старосте я сказал, что Шутники любят одну всю жизнь, но не сказал, что порой озоруют и крадут девок ненадолго, возвращая потом обратно в… Не в том состоянии, что было раньше. — Редхард достал свою флягу и отпил из нее. Лесной Шутник принюхался.
— «Костяная лапница», — задумчиво сказал Лесной Шутник, — видать, работа твоя все же не столько денежная, сколько лихая, раз ты рискуешь пить эту отраву.
— По-разному, — улыбнулся Редхард и Шутник улыбнулся в ответ. Помолчали.
— Ты знаешь, что такое одиночество? — метаморфоза была моментальной. Лесной дух, ссутулив могучие плечи, смотрел на Редхарда грустно и спокойно. — Ответь, знаешь?
— Я знаю, — твердо отвечал Враг, — а знаешь ли ты? Что ты знаешь об одиночестве? Я дошел до того, что мне снится мое одиночество, я иду по огромным городам бесконечными улицами, совсем один, ко мне постоянно подходят люди, идут рядом, они говорят со мной, смотрят мне в глаза, обещают, что они надолго — и тут же пропадают, исчезают, уходят. Навсегда. А я все иду и иду. Я вижу этот сон каждую ночь. До пробуждения. Никаких перемен.
— Ты счастливее меня, — подумав, ответил Лесной Шутник. — Мне снится мертвый лес, где никто не подходит ко мне и стволы деревьев некогда зеленого леса валятся, как трава под косой, стоит мне подойти к одному из них. И так было много лет, человек. И тут я встретил в лесу Герту. И ты пришел уговорить меня?! — Шутник разъяренно вскочил, но тут же успокоился — Редхард стоял напротив и острие его странной шпаги застыло напротив вытянутого зрачка Лесного Шутника. Даже мельчайшей дрожи не было в шпаге.
— Да, признаю, ты мог бы меня убить, — Лесной Шутник облизал губы длинным, раздвоенным языком и сел. — Так убей и получишь свои деньги и девицу… Девицей.
— Я в третий раз повторяю тебе, потомок лесных богов. Я пришел поговорить. Я все услышал. Я ухожу. Старосте я обещал твое покровительство селению и скоту крестьян. Не выставь меня лжецом. Для меня это так же страшно, как для тебя — потерять твою невесту.
Лесной Шутник снова встал и протянул Редхарду могучую руку. Правую. Редхард, успевший убрать шпагу, ответил на рукопожатие. Ладонь Врага была сухой и холодной, корявая же лапа Шутника теплой и на ощупь напоминала молодую кору клена. Они молча расстались, Редхард шагнул в лес, а Лесной Шутник уселся у своего огонька, задумчиво усмехнулся и закрыл свои желтые глаза.
— Так что, староста, не удивляйся, если тебя с семьей позовут на свадьбу, — говорил Редхард вскоре встревоженному папаше, который трясся при мысли о том, что деньги плакали, а возместить их поклажей Редхарда не получится, — Лесной Шутник не отдаст Герту тебе (Редхард намеренно назвал имя, чтобы старик не подумал, что он протрясся пару часов под ближайшим кустом и вернулся), он ее любит. Как я понимаю, она его тоже.
С чего он это взял? Он не смог бы ответить на этот вопрос, но почему-то чувствовал какую-то теплую, спокойную уверенность, что порой охватывала его, когда он бывал прав.
— Милость Леса к лесному селению или одна порченая девка, — повторил староста, — да, ты прав, Редхард Враг, — величественно молвил он, на миг превратясь в полновластного владыку земель и людей.
— С тебя еще семь золотых, — спокойно ответил Редхард Враг и снова обратил полновластного повелителя в мелкого старосту забытой всеми деревни в глуши лесов.
— За что?! — староста был на грани удара, но Редхарду, после лютого напряжения в лесу, когда он удерживал мысленно гнев Лесного Шутника в рамках, одновременно слушая ночь, было наплевать.
— За вызов, — пожал плечами Враг.
— А-а-а-а! — староста простонал и скрылся, как привидение. Скоро он вернулся и, вопреки примете и обычаю, высыпал деньги Редхарду в руку, хотя до рассвета было еще далеко. Тот равнодушно скинул золото в кошелек, сосчитав монеты и проверив каждую, как и в прошлый раз.
— Я не верю в приметы, перечница, — сказал он и подлую улыбку старика, уверенного, что Редхарду теперь долго не видать денег, как стерло губкой, — я сам — примета.
— Какая? — глупо спросил будущий тесть.
— Верная. Там, где появляюсь я, становится меньше денег и больше покоя, — с этими словами Редхард лег на лавку, не обращая на старосту никакого внимания, и заснул.
Его разбудили с первыми лучами солнца, накормили скудным завтраком, чай принесли только после того, как он попросил чаю. До этого же на столе стояла крынка с водой.