После отбора в несколько университетов он поступил в медицинскую школу в Монпелье (1530). Должно быть, у него было какое-то предварительное образование, поскольку в 1531 году он получил степень бакалавра медицины. По неизвестным причинам он не стал получать докторскую степень, а возобновил свои скитания, пока в 1532 году не поселился в Лионе. Как и Серветус, он совмещал медицинскую практику с научными занятиями. Он служил помощником печатника Себастьяна Грифиуса, отредактировал несколько греческих текстов, перевел на латынь «Афоризмы Гиппократа» и охотно влился в гуманистический поток, бурливший тогда в Лионе. 30 ноября 1532 года он отправил копию Иосифа Эразму с письмом, в котором выражались восторги, странные для тридцатисемилетнего человека, но характерные для того восторженного возраста:
Жорж д’Арманьяк…. недавно прислал мне «Историю» Флавия Иосифа…. и попросил… переслать ее вам….. Я охотно воспользовался этой возможностью, о человечнейший из отцов, чтобы доказать тебе благодарностью мое глубокое уважение к тебе и сыновнюю почтительность. Мой отец, сказал я? Я должен называть вас матерью, если вы позволите. Все, что мы знаем о матерях, которые питают плод своего чрева, еще не видя его, еще не зная, каким он будет, которые защищают его, укрывают от непогоды воздуха, — все это вы сделали для меня, для меня, чье лицо было вам неизвестно, а неясное имя не могло произвести на вас впечатления. Вы воспитали меня, вы вскормили меня у целомудренных грудей вашего божественного знания; всем, что я есть, всем, чего я стою, я обязан только вам. Если бы я не опубликовал это вслух, я был бы самым неблагодарным из людей. Еще раз приветствую вас, возлюбленный отец, честь вашей страны, опора букв, непобедимый поборник истины.24
В том же ноябре 1532 года Рабле становится врачом в лионской больнице Hôtel-Dieu, с жалованьем в сорок ливров (1000 долларов?) в год. Но мы не должны думать о нем как о типичном ученом или враче. Действительно, его знания были разнообразны и огромны. Как и Шекспир, он, похоже, обладал профессиональными знаниями в дюжине областей — юриспруденции, медицине, литературе, теологии, кулинарии, истории, ботанике, астрономии, мифологии. Он ссылается на сотню классических легенд, цитирует полсотни классических авторов; иногда он дилетантски демонстрирует свою эрудицию. Он был так занят жизнью, что у него не было времени добиваться скрупулезной точности в своей учености; издания, которые он подготовил, не были образцами тщательной детализации. Быть преданным гуманистом, как Эразм или Буде, было не в его характере; он любил жизнь больше, чем книги. Он предстает перед нами как выдающийся человек, высокий и статный, обладатель обширных знаний, свет и огонь в разговоре.25 Он не был любителем выпить, как ошибочно полагает старая традиция на основании его приветствий любителям выпить и воспевания вина; напротив, за исключением одного маленького ублюдка26 — который прожил так недолго, что это было всего лишь мелким грехом, — он вел вполне достойную жизнь и был почитаем лучшими спиртными напитками своего времени, включая нескольких сановников Церкви. В то же время в нем было много качеств французского крестьянина. Он любил тех, кого встречал в полях и на улицах, наслаждался их шутками и смехом, их небылицами и хвастливой грубостью; и невольно заставил славу Эразма померкнуть перед своей собственной, потому что собрал и связал эти истории, улучшил и расширил их, придал им классический характер, поднял их до уровня конструктивной сатиры и тщательно скрыл их непристойность.
Одна из историй, бытовавшая в то время во многих сельских районах, рассказывала о добром великане по имени Гаргантюа, его пещерном аппетите, подвигах любви и силы; тут и там виднелись холмы и валуны, которые, по местным преданиям, выпали из корзины Гаргантюа, когда он проходил мимо. Такие легенды до сих пор, уже в 1860 году, рассказывают во французских деревушках, которые никогда не слышали о Рабле. Неизвестный писатель, возможно, сам Рабле в качестве tour de rire, записал некоторые из этих басен и напечатал их в Лионе под названием «Великие и неоценимые хроники великого и огромного великана Гаргантюа» (1532). Книга раскупалась так охотно, что у Рабле возникла идея написать продолжение о сыне Гаргантюа. Так, на Лионской ярмарке в октябре 1532 года анонимно появилась книга «Ужасные и ужасающие деяния и доблести самого знаменитого Пантагрюэля» (Horribles et espouvantables faictz et prouesses du très renommé Pantagruel). Это имя уже использовалось в некоторых популярных драмах, но Рабле придал персонажу новое содержание и глубину. Сорбонна и монахи осудили книгу как непристойную, но она хорошо продавалась; Франциску I она понравилась, некоторые священнослужители были в восторге от нее. Только через четырнадцать лет Рабле признал свое авторство; он боялся поставить под угрозу если не свою жизнь, то свою репутацию ученого.