Как и Макиавелли, он надеется, что его книга научит принцев одной-двум хитростям:
Возможно, низшие особы не станут утруждать себя чтением этих мемуаров, но принцы… могут это сделать и найти сведения, которые вознаградят их труды….. Ибо хотя ни враги, ни князья не всегда похожи друг на друга, но, поскольку их дела часто совпадают, не так уж невыгодно быть осведомленным о том, что было раньше….. Одно из величайших средств сделать человека мудрым — это изучить историю…. и научиться строить и соразмерять наши советы и начинания по образцу и примеру наших предшественников. Ведь наша жизнь недолговечна и недостаточна, чтобы дать нам опыт стольких вещей.22
Император Карл V, мудрейший христианский правитель своей эпохи, согласился с Коминесом и назвал «Мемуары» своим бревиарием.
Широкая публика предпочитала романсы, фарсы и сатиры. В 1508 году появилась французская версия «Амадиса де Голя». Дюжина трупп игроков продолжала представлять мистерии, моралите, фарсы и соти — фоли, высмеивающие всех, включая священников и королей. Пьер Грингор был мастером этой формы, он писал и исполнял соти с энергией и успехом на протяжении целого поколения. Самый продолжительный фарс во французской литературе, «Мейстер Пьер Пателен», был впервые сыгран около 1464 года и до 1872 года.23 Патлен — бедный адвокат, изголодавшийся по делам. Он уговаривает драпировщика продать ему шесть эллов ткани и приглашает его вечером на ужин, чтобы получить оплату. Когда драпировщик приходит, Пателин лежит в постели и бредит, притворяясь, что у него лихорадка, и утверждает, что ничего не знает ни об эллах, ни об ужине. Трактирщик с отвращением уходит, встречает пастуха своей отары, обвиняет его в тайном отчуждении нескольких овец и вызывает его к судье. Пастух ищет дешевого адвоката и находит Пателина, который учит его изображать идиота и отвечать на все вопросы баа (французское «бе») овец. Судья, озадаченный «баас» и сбитый с толку жалобами драпировщика на пастуха и адвоката, дает Франции знаменитую фразу, умоляя все стороны: Revenons à ces moutons — «Давайте вернемся к этим овцам»;24 и, наконец, отчаявшись найти хоть какую-то логику в этой истории, прекращает дело. Торжествующий Пателин спрашивает свой гонорар, но пастух отвечает только «Баа», и ловкий обманщик оказывается обманутым простаком. История разворачивается в духе галльской перепалки. Возможно, Рабле вспомнил о Пателине, когда задумывал «Панурга», а Мольер перевоплотился в Грингора и неизвестного автора этой пьесы.
Одна из незабываемых фигур во французской литературе XV века — Франсуа Вийон. Он лгал, воровал, мошенничал, прелюбодействовал и убивал, как короли и вельможи своего времени, но с большим количеством рифм и причин. Он был настолько беден, что даже свое имя не мог назвать своим. Родился Франсуа де Монкорбье (1431), вырос в чуме и нищете в Париже, был усыновлен добрым священником Гийомом де Вийоном и взял имя своего приемного отца, опозорил его и подарил ему бессмертие. Гийом мирился с шалостями и прогулами мальчика, финансировал его обучение в университете и гордился тем, что Франсуа получил степень магистра искусств (1452). В течение трех лет после этого Гийом обеспечивал ему ночлег и питание в монастыре Святого Бенуа, ожидая, пока мастер созреет.
Должно быть, сердца Гийома и матери Франсуа печалились, видя, как он от благочестия переходит к поэзии, от теологии — к кражам со взломом. Париж был богат на грабителей, труллей, шарлатанов, воров-крадунов, нищих, хулиганов, сводников и пьяниц, и бесшабашный юноша завел друзей почти в каждой категории; некоторое время он служил сутенером.25 Возможно, он получил слишком много религии, и монастырь показался ему утомительным; сыну священнослужителя особенно трудно наслаждаться десятью заповедями. 5 июня 1455 года священник Филипп Чермойе затеял с ним ссору (рассказывает Франсуа) и рассек ему губу ножом, после чего Вийон нанес ему столь глубокий удар в пах, что через неделю Филипп умер. Герой среди своих товарищей, преступник, за которым охотилась полиция, поэт бежал из Парижа и почти год скрывался в сельской местности.
Он вернулся «исхудавший и увядший», с резкими чертами лица и сухой кожей, не спуская глаз с жандармов, то и дело взламывая замок или карман, и жаждая еды и любви. Он полюбил одну буржуазную девицу, которая терпела его до тех пор, пока не нашла кавалера получше и не побила его; он любил ее еще больше, но позже поминал ее как «ma damoyselle au nez tortu» — «миледи со свернутым носом». Примерно в это время (1456) он написал «Завещание» (Le petit testament), самое короткое из своих поэтических завещаний; ведь ему предстояло выплатить множество долгов и обид, и он никогда не мог сказать, когда сможет завершить свою жизнь в петле. Он ругает свою любовь за скудость ее плоти, отсылает свой шланг Роберу Валле, чтобы тот «одел свою госпожу поприличнее», и завещает Перне Маршану «три снопа соломы или сена, на голый пол, чтобы лежал, и так в любовную игру играть». Он отдает цирюльнику «концы и обрезки моих волос», а свое сердце, «жалкое, бледное, оцепеневшее и мертвое», оставляет той, кто «так уныло изгнала меня из своего поля зрения». 26