Тогда наконец выступил сэр Ланселот и сказал: Рыцарь, ты сражаешься так хорошо, как я никогда не видел рыцаря, поэтому, если тебе будет угодно, скажи мне свое имя. Сэр, — сказал сэр Тристрам, — я не люблю называть никому своего имени. Воистину, сказал сэр Ланселот, если бы от меня потребовали, я бы никогда не отказался назвать свое имя. Это хорошо сказано, сказал сэр Тристрам; поэтому я требую, чтобы ты назвал мне свое имя. Прекрасный рыцарь, — сказал он, — меня зовут сэр Ланселот дю Лейк. Увы, сказал сэр Тристрам, что я наделал? Ведь вы — человек, которого я люблю больше всех на свете. Прекрасный рыцарь, — сказал сэр Ланселот, — скажи мне свое имя. Истинно, — ответил тот, — меня зовут сэр Тристрам де Лайонс. О Иисусе, — сказал сэр Ланселот, — какое приключение постигло меня! И тут сэр Ланселот опустился на колени и отдал ему свой меч. И тут сэр Тристрам встал на колени и отдал ему свой меч….. И пошли они оба к камню, и опустились на него, и сняли свои шлемы…. и поцеловались друг с другом сто раз.49
Какой скачок из этого воздушного царства, в котором никто никогда не работал, а все женщины были «джентльменками», в реальный мир «Пастонских писем», этих живых посланий, которые связывают разрозненную семью в привязанности и финансах в Англии пятнадцатого века! Вот Джон Пастон, занимающийся адвокатской практикой в Лондоне или в округе, пока Маргарет воспитывает их детей и управляет его имуществом в Норвиче; он — деловой, суровый, скупой, компетентный; она — покорная, скромная, умелая, робкая жена, которая трепещет при мысли, что обидела его;50 Такими были Гвиневеры в реальном мире. И все же и здесь есть нежные чувства, взаимная забота, даже романтика; Марджери Брюс признается сэру Джону Пастону II, что любит его, и скорбит, что приданое, которое она может ему принести, намного ниже его состояния; «но если вы любите меня, как я верю, что любите, вы не оставите меня поэтому»; и он, хозяин состояния Пастонов, женится на ней, несмотря на жалобы родственников, и сам умирает через два года. Под твердой поверхностью того беспорядочного века скрывались нежные и ранимые сердца.
VII. АНГЛИЙСКИЕ ГУМАНИСТЫ
Не стоит удивляться, что буйство классической учености в Италии времен Козимо и Лоренцо Медичи вызвало лишь робкий отклик в Англии, чьи купцы мало заботились о письмах, а дворяне не стыдились неграмотного богатства. Сэр Томас Мор в начале шестнадцатого века считал, что около 40 процентов англичан умеют читать.51 Церковь и подконтрольные ей университеты пока оставались единственными покровителями ученых. Заслуга Англии в том, что в этих обстоятельствах, среди разорений и насилия войны, такие люди, как Гросин, Линакр, Латимер и Колет, были тронуты итальянским огнем и принесли в Англию достаточно его тепла и света, чтобы Эразм, arbiter litterarum Европы, чувствовал себя как дома, когда он приехал на остров в 1499 году. Гуманистов, посвятивших себя изучению как языческой, так и христианской культуры, осуждали несколько зазнавшихся «троянцев», боявшихся этих «греков», привозивших дары из Италии; но их мужественно защищали и дружили с ними такие великие церковники, как Уильям Уэйнфлит, епископ Винчестерский, Уильям Уорхэм, архиепископ Кентерберийский, Джон Фишер, епископ Рочестерский, и, позднее, Томас кардинал Вулси, канцлер Англии.
С тех пор как Мануэль Хрисолорас посетил Англию (1408 год), некоторые молодые английские ученые подхватили лихорадку, единственным лекарством от которой, по их мнению, была учеба или разврат в Италии. Хамфри, герцог Глостерский, вернулся из Италии со страстью к рукописям и собрал библиотеку, которая впоследствии обогатила Бодлиан. Джон Типтофт, граф Вустер, учился у Гуарино да Верона в Ферраре и у Джона Аргиропулоса во Флоренции и вернулся в Англию с большим количеством книг, чем морали. В 1464–67 годах монах Уильям Тилли из Селлинга учился в Падуе, Болонье и Риме, привез оттуда множество языческих классиков и преподавал греческий язык в Кентербери.
Одним из его ревностных учеников там был Томас Линакр. Когда Тилли снова отправился в Италию (1487), Линакр сопровождал его и оставался там двенадцать лет. Он учился у Полициана и Халкондила во Флоренции, редактировал греческие труды для Альдуса Мануция в Венеции и вернулся в Англию настолько искушенным в различных областях знаний, что Генрих VII призвал его в качестве наставника Артура, принца Уэльского. В Оксфорде он вместе с Гроцином и Латимером составил почти оксфордское движение в сторону классических языков и литератур; их лекции вдохновили Джона Колета и Томаса Мора, а также привлекли самого Эразма.52 Линакр был самым универсальным из английских гуманистов: он владел греческим и латынью, переводил Галена, пропагандировал научную медицину, основал Королевский колледж врачей и оставил свое состояние, чтобы основать кафедры медицины в Оксфорде и Кембридже. Благодаря ему, говорил Эразм, новая наука настолько утвердилась в Британии, что ни одному англичанину больше не нужно было ехать учиться в Италию.53