– Хотя следы эти видны невооруженным глазом, – добавил Максим во время их последней беседы; как правило, беседы эти проходили во время завтраков или обедов.
– Не вижу логики, – озадаченно хмыкнул Стас. – Как это понимать?
– Я имел в виду другое, – ответил Экс-Макс, жуя бутерброд с ветчиной; они завтракали в столовой базы. – Сотрудники Метакона действительно ни разу не подставились и не засветились, но результаты их деятельности известны. Ты астрономией не увлекался?
– Как-то не повезло, – смущенно отозвался Станислав. – Я не физик, а лирик. Вот Кеша – другое дело.
– Если бы ты интересовался астрономией, то знал бы, что в нашей Галактике за последние пять тысяч лет взорвалось больше двадцати сверхновых. Так вот половина из них – взорвавшиеся регулюмы.
Панов с недоверием посмотрел на сосредоточенно жующего контрразведчика.
– Ты хочешь сказать, что эти регулюмы… уничтожил Метакон?! За что?
– За попытки сепаратистского воздействия на другие регулюмы с целью захвата власти, – спокойно произнес Максим. – Некоторые из этих попыток могли дестабилизировать всю галактическую систему регулюмов. Хотя это, конечно, предположение.
– Твое?
– Экспертов. Кстати, один из таких взорвавшихся регулюмов, принимаемых нашими астрономами за сверхновую звезду, находится всего в семистах световых годах от Солнца. Его уничтожили в тринадцатом веке, и теперь там дымится многомерная «яма» с температурой более тридцати миллионов градусов.
– Ты там был?
– Так далеко нас не пускают, – усмехнулся Максим. – Да и мощности хаб-генераторов не хватит на такое глубокое проникновение.
– Кто вас не пускает? Метаконовцы?
– Объективные законы Регулюма. Первый из них – закон персональной ответственности. Люди в большинстве своем безалаберны, поэтому выпускать их за пределы Солнечной системы опасно. Второй закон – принцип адекватного ответа за содеянное. Этот закон на Земле практически не соблюдается, а Вселенная этого не приемлет.
– Ты говоришь о Вселенной как о живом существе.
– А она и есть Живое Существо. Система бесконечно разнообразных форм жизни и разума, система регулюмов, и сама – Высший Разум.
– Бог?
Максим промокнул рот салфеткой, окинул возбужденное лицо Стаса невозмутимым взглядом.
– Если хочешь – бог. Кстати, каждый из нас – частица бога, но далеко не каждый способен это осознать. Стас хотел сказать, что он просто над этим не задумывался, но его ответ прозвучал бы как попытка оправдаться, и говорить ничего не стал, тем более что на самом деле не ощущал себя частицей бога.
Максим закончил завтрак, глянул на часы, поднялся из-за стола.
– Мне сказали, что ты быстро учишься, но торопишься, особенно в части овладения возможностями абсолютника. Это чревато. Не спеши, наломаешь дров.
– Я не спешу, – отвернулся Стас.
– Разве вчера тебя не искали?
Стас покраснел. Он уже вторую неделю под руководством одного из абсолютников РА пытался овладеть волхварем, то есть волевым преодолением пространства, но у него это не получалось, он злился, насиловал нервную систему, раздражался и делал ошибки. Но вчера во время очередного сеанса вхождения в состояние волхваря, или тхабса, как называли этот способ передвижения тибетские посвященные монахи, у него снова зашевелилась в затылке «сливовая косточка», и он оказался в другом месте. Причем не на Земле и даже не на другой планете Солнечной системы!
Вместо неба – черный провал с какими-то светлыми появляющимися и исчезающими паутинками. Цепочка огромных каменных столбов с плоскими вершинами, уходящих основаниями в море тумана, подсвеченное снизу мертвенным голубым светом. На одном из столбов и очутился Станислав, не сразу сообразив, что произошло.
Цепочка скал уходила одной стороной в бесконечность, другая же ее ветвь заканчивалась в десятке километров возле гигантского сооружения, напоминающего не то скелет чудовищной рептилии, не то замок странных очертаний. Но замок живой, потому что он смотрел на человека – без глаз! – внимательно, озадаченно, с оттенком удивления и угрозы.