Это вся причина.
Так что я не считаю себя добрым, но и не считаю себя плохим.
Я просто такой же эгоист, как и большинство, а сейчас же так уж вышло, что я встал на сторону детей, потому что мои личные интересы, совпали с их интересами и при этом я готов пожертвовать интересами служанок.
И придя однажды к такому выводу, я в этот же день уловил момент и подошёл к Архаидэс, когда рядом с нами никого более не было. А дальше… конечно же, слезливый рассказ глупого ребёнка о том, что мне не нравится, что все остальные дети чуть ли не дерутся на постоянной основе между собой всего лишь из-за какого-то различия в их телах. Архаидэс спокойно выслушала меня, и лишь раз за этот мой рассказ её брови слегка приподнялись, словно она уже ожидала, что подобный момент однажды настанет, но не думала, что услышит это от одного из детей, а не от служанки. Под конец она просто мне сказала привычным ей холодным тоном:
— Хорошо. Можешь идти.
И я сразу же ушёл, осознавая, что я добился своего.
Вот только… произошло то, чего я пытался избежать…
Когда я уже шёл обратно в комнату, мне на встречу вышла девочка-получеловек.
Прижимая к груди книгу, она из-за своего вечного стеснения, не отрываясь, смотрела своими розовыми глазами в пол, боясь посмотреть на меня.
Она и раньше не была особо смелой, но после того, как началось всё это, её самоуверенность и самооценка, кажется, и вовсе упали ниже плинтуса. А другие дети этому только и рады были — если жертва сама считает, что заслуживает этого, то травить её от этого становиться только легче.
— С-спасибо… — нервно произнесла она, прячась в своих длинных розовых волосах, напоминающих мне сладкую вату.
Она тоже хотела рассказать о происходящем Архаидэс? Ну, впрочем, это не столь уж и удивительно — с одной стороны те, кто над ней и остальными полулюдьми издеваются, а с другой — те, кто требуют, чтобы она защищалась, чуть ли отстаивая их права. Ей же, с её застенчивым характером и неуверенностью в себе, ни первая, ни вторая группа, очевидно, не подходят, вот она и решила искать иной путь. Но, видимо, из-за недостатка решительности, боялась лишний раз подойти и побеспокоить Архаидэс.
И пока я это обдумывал, прежде, чем я успел ей что-либо ответить, она развернулась и убежала, явно показав, что на этом этот разговор окончен. Я же, тоже не имея намерения его продолжать, пошёл вслед за ней в библиотеку, разве что в более медленном темпе, ожидая предстоящих итогов своих действий.
Произошло же подведение этих итогов, ожидаемо, в этот же день.
В один момент к нам в комнату вошла одна из ведьм и сказала пройти всем служанкам к Архаидэс, пока она посидит в это время с нами. И уже на этом моменте все служанки поняли, что произошло что-то плохое. Хотя, судя по их испуганным лицам, скорее даже что-то ужасное. Но, не имея возможности более как-то на это повлиять, они, явно очень не хотя, вышли по одной из комнаты, оставив нас одних с этой ведьмой.
Отсутствовали они порядка полчаса, а дети же, ничего не подозревая, продолжали в это время спокойно заниматься своими делами — кто-то читал книжки, кто-то практиковался в магии, кто-то игрался, а кто-то просто отдыхал и готовился ко сну. А когда же они вернулись, то ни на ком из них не было лица — даже дети это отчетливо заметили, хотя служанки и пытались во всю поддерживать свою стандартную добро-вежливую улыбку.
После же этого, когда ведьма, прикладывающая за нами до появления служанок, уже ушла, в комнату вошла и сами Архаидэс. По её холодному лицу, как и всегда, было ничего не прочесть, тем не менее само её появление в нашей комнате уже само по себе означало, что сейчас что-то произойдет, так что все дети невольно напряглись в ожидании чего-то.
— Сядьте передо мной, — сказала Архаидэс, кивнув на пол в паре метров от себя.
Дети же, зная её уже как два года, не раздумывая и секунды, рефлекторно начали исполнять её просьбу, отбросив все свои другие занятия. Вот только, при этом они так же совершенно не задумались и о подноготной её просьбы, из-за чего стоило им всем рассесться, как почти всех нас можно было поделить на две группы — те, что сели справа, и те, что сели слева.
И разумеется, это разделение строилось на расовой признаке: с правой стороны сидели люди и эльфы, а с левой — полулюди. И обычно я бы, не раздумывая, сел туда, где больше народу, чтобы лишний раз не выделяться из толпы.
Однако в этот же раз, догадавшись о истинной цели этой просьбы, я сел ровно посередине между двумя группами, чем и заслужил направленные на меня с обоих сторон презрительные взгляды: детям-людям это не понравилось, потому что я, как и всегда, их не поддерживаю; а детям-полулюдям это не понравилось, потому что они уже успели озлобиться на всех людей, в принципе, из-за чего им было не важно — поддерживаю я этот расизм или нет, главное — что я, человек, сел рядом с ними, что им, мягко говоря, не очень по душе.
Увидев же сложившуюся картину, Архаидэс лишь обвела всех нас своим холодным взглядом, после перевела его на служанок, которых от такого аж передёрнуло, и в конечном счете вновь посмотрела на нас, видимо подведя в своей голове заключительный итог всей этой ситуации.
Хотела ли она проверить мои слова на правдивость? Вряд ли, учитывая, что она сначала разобралась со служанками, а потом уже взялась за нас. Скорее всего, она таким образом давала этой ситуацию свою собственную оценку серьёзности.
Иначе говоря, она мне поверила, но при этом не была уверена в том, что я не утрирую ситуацию, поэтому ей и нужно было убедиться во всём самой.
Когда же она убедилась, она спросила нас:
— Почему вы расселись именно так?
И услышав это, до детей тут же дошло, что она всё знает.
А что делают люди и особенно дети, когда хотят выкрутиться из печальной для них ситуации? Разумеется, они обвиняют других. Так что не прошло и пяти секунд после вопроса Архаидэс, как первые из детей начали на него отвечать, указывая пальцем на других и обвиняя их во всех бедах, а следом за ними, боясь, что они окажутся крайними, подключились и другие дети. А потом, в какой-то момент, и оставшиеся дети влезли во всё это…
И вот, спустя каких-то жалких два десятка секунд вся комната была заполнена громкими детскими криками. Дети пытались перекричать друг друга, служанки молча стояли, выстроевшись в один ряд у стены, а Архаидэс лишь наблюдала за всем этим балаганом, изредка бросая взгляды на двоих детей, что молчали — на меня и на ту розоволосую девочку-полулюдку, которая, по мнению многих детей, была её любимицей из-за больших успехов в магии и хорошего поведения.
И хоть Архаидэс старалась этого никогда не показывать, но было видно, что эта девочка действительно её любимчик. И если я сейчас чувствовал себя вполне нормально, испытывая лишь небольшой дискомфорт, то вот этой девочке от этого всего было, мягко говоря, не по себе — она опустила взгляд в пол, зажала руками уши и дрожала, явно желая, чтобы этот ужас поскорее прекратился.
Было видно, как Архаидэс не нравится видеть её такой, так что, пускай она и пыталась контролировать себя, однако её холодная аура всё равно вырвалась на свободу, заполнив собой всю комнату, которая в один миг будто стала темнее и холоднее.
Дети, ощутив это и боязливо задрожав, в один миг разом замолкли и посмотрели на Архаидэс. Та же, наконец-то дождавшись тишины, сказали лишь:
— Чтобы более я подобного не видела. Ежели в вас так много энергии, что её хватает на подобные глупости, то лучше потратьте её на изучение магии. Надеюсь, вы меня отчётливо поняли, — и договорив, она развернулась и вышла из комнаты, утянув с собой свою ледяную ауру.
После этого никто из детей так более ни разу и не решился вернуться к этой теме, боясь навлечь на себя гнев Архаидэс. Так эта ужасная проблема, что быстро зародилась и долго разрасталась, решилась в один миг всего лишь с помощью пары-другой слов. И, помимо этого, эти слова так же сильно замотивировали детей ещё более усердно учиться магии, и теперь среди них самым крутым считался тот, кто лучше всех использует магию.