Маша кивает, потом выдыхает через силу, словно перед прыжком в ледяную воду.
— Я скажу ей, но позже. Когда сама пойму, что говорить.
Она уходит быстрым шагом, оставляя нас в тяжёлом молчании, которое ощущается пустотой.
Колесников вздыхает и отворачивается. Гусев качает головой.
— Скажет… Справится, — тихо говорит он.
Мы остаёмся ждать, что будет дальше, в этом проклятом коридоре, где даже стены будто слышат, как умирает время.
Спустя три часа к нам выходит военный хирург.
— Операция прошла успешно, — говорит он, отводя глаза в сторону…
Наутро сразу после раннего молчаливого завтрака спешим в санчасть.
— Александр Шохин пришел в себя, — встречает нас дежурная медсестра.
Мы заходим в палату.
Сашка открывает глаза медленно, будто боится увидеть то, что уже знает. Глаза бегло скользят по нам — Гусеву, Колесникову, мне — а потом опускаются вниз, туда, где раньше были ноги — пустота, закрытая простыней.
Я вижу, как напряжение в его лице превращается в отчаяние.
Без слов всё становится ясно.
— Чёрт, — глухо шепчет Колесников, будто его кто-то ударил под дых.
Гусев хмурится, трёт лоб. Я молчу, хотя внутри всё рвётся на части.
Гнев, боль, вина — всё смешалось.
Сашка на секунду закрывает глаза, потом вдруг резко вскидывает голову, глядя на меня в упор.
— Скажите Лене, что я не развёлся с женой.
Голос его звучит хрипло, но твёрдо. Я моргаю, не сразу понимая.
— Что ты сказал? — уточняет Гусев, не веря своим ушам.
Сашка поворачивается к нам, взгляд у него тяжёлый, почти злой.
— Скажите, что я не развёлся! Я помирился с Нинкой. Молодой девчонке жизнь портить не хочу. Она этого не заслужила.
С этими словами он резко отворачивается к стене, будто ставит точку.
Мы остаёмся стоять, не в силах осознать услышанное.
Никто не знает, что сказать.
Гусев сжимает кулаки так, что костяшки белеют. Колесников шумно выдыхает, хрипло кашляет и, кажется, вот-вот что-то скажет, но передумывает. Я чувствую, как моё горло сжимается. Слова застревают где-то в груди.
— Сашка… — начинаю я, но он молчит, не двигается, уставившись в стену.
Эмоции давят, как будто воздух вытянуло из палаты.
Сожаление, бессилие, уважение — всё это одновременно, но сказать что-либо невозможно.
Колесников кивает в сторону двери.
— Пойдёмте. Пусть он… — дальше не может договорить.
Останется один? Придет в себя?..
Смирится?
Что за… подлая судьба!
Глава 6
— Товарищ полковник, разрешите доложить.
Кивает коротко, пальцы барабанят по краю стола.
— Группа завершила задачу. Склады боеприпасов противника в районе кишлака уничтожены. Подорваны зарядами.
— Взрывов было два? — спрашивает, не дожидаясь окончания.
— Так точно. Объекты полностью разрушены. Боеприпасы, включая гранаты, мины, патроны и оружие уничтожены. Взрывы вызвали детонацию остатков, огонь видели с радиуса пяти километров.
Полковник кивает, но его взгляд задерживается. Он ждёт дальше.
— Потери?
— Без потерь. Но есть раненный, товарищ полковник. Лейтенант Шохин получил ранение в бедро и во вторую ногу выше колено.
Грачев замирает.
— Почему вас не прикрывали с воздуха? Почему не дождались вертушки?
— Вертолёты не могли подойти ближе из-за обстрела. Мы приняли решение двигаться через овраг и холмы, чтобы сократить время. Вступили в перестрелку с моджахедами, но сумели уйти, несмотря на то, что у нас был раненный боец Шохин. Вытащили его из-под обстрелов.
Полковник хмурится. Пальцы сжимаются в кулак. Но вместо того чтобы начать разнос, его голос холодный и ровный.
— Шохин как держится?
— Стойко.
— В курсе уже… Доложили. Понимаешь, Беркут, такие, как он, держат армию. И вы молодцы, что не бросили товарища.
— Так точно, товарищ полковник. Мы донесли его к точке эвакуации. Сейчас уже прооперировали его.
Полковник смотрит, будто ищет в моём лице подвох. Но я стою спокойно, встречаю его взгляд. Он откидывается на стуле, выдыхает.
— Вы молодцы, Беркут. Но лучше бы потерь вообще не было. Ты знаешь, что на твою группу — все смотрят? — Киваю. — Так держать. Свободен.
Когда до двери остаётся несколько шагов, он зовёт.
— Стой.
Разворачиваюсь.
— Скажи ему спасибо. И что я буду ходатайствовать о его награждении. Ну, и конечно, само собой, отследим его дальнейшую судьбу. Не бросим…
Я спешу к Шохину в медсанчасть. Там уже все наши парни собрались.
В медсанчасти пахнет лекарствами, потом и едва уловимым запахом дешёвого табака. Мы входим в палату, где лежит Шохин. Он бледный, но глаза живые, как всегда. Даже раненый, он держится, будто ему всё ни по чём.