Шухов дал полный вперед в сторону берега, навстречу откатывающейся волне. Сердце защемило от тяжелого предчувствия и пересохло в горле, но все это он переборол, отбросил и неколебимо делал то, что нужно, — гнал вельбот к берегу. И какой-то испуганный голос внутри твердил: «опоздал, опоздал, опоздал…» И разумом он не верил еще этому голосу — в эти мгновения решалось, пересилит мотор волну или нет. Если пересилит — выйдут, вырвутся… И пока длились эти мгновения, не хотелось верить ни предчувствию, ни голосу, верилось мотору, взгляду и руке на штурвале.
Нельзя было разобрать, что творится вокруг. Грохочущая толчея, хаос, их подкидывало и валяло… И мгновения ожидания не кончались, они тянулись, разрастались, и до самого последнего ждалось лучшее, перелом…
Мотор не мог справиться с неистовой сивой кипенью, бросившейся под вельбот. Их потащило в море, к подводной косе.
Шухов видел, как мгновенно Крылов понял его растерянность и бессилие, как испуганно сжал губы и стал поразительно похож на Дашу. Просто одно лицо. Шухов помнил: такой она стала, когда он решился и сказал ей о своем чувстве… Она так же сжала губы, испуганно раскрыла глаза. Она тогда убежала, ничего не ответив…
Все это мелькало уже где-то позади сознания, и было странно, что сейчас может еще помниться что-то, не относящееся к делу…
Откатывающейся горой воды их несло на камни. Пожалуй, можно бы бросить штурвал и заглушить мотор: все было уже излишне. Так думалось где-то в глубине сознания, но Шухов боролся до конца, выжимая обороты и удерживая вельбот носом к волне.
Днище заскрежетало по камням.
— Держись! — крикнул Шухов мотористу и успел увидеть, как Крылов вцепился обеими руками в скобу, и сам прижался к штурвалу.
В тот же миг вода перекатила через вельбот, наполнив его до самых бортов. Руки и ноги обожгло ледяной солью. Какое-то время грудь и спина оставались сухими: надутый спасательный жилет не давал воде просочиться, но это совсем недолго — ледяные струи быстро вползли, охватив тело судорожным ознобом.
И даже в этом переплете можно было благодарить судьбу, что их не выбросило из вельбота. Шухов барахтался возле штурвала, моторист плавал, сжимая посиневшими руками скобу.
Вельбот был непотопляемый, и они смогли бы продержаться даже в открытом море. Здесь же, среди камней, его так заклинило, что сдвинуться с места они не могли, и держаться тут было еще труднее, чем в море. Впрочем, и там и тут сами они уже не были властны над судьбой. Ледяная вода резала тело, отбирала тепло, сводя ноги судорогой и ознобом. Шухов знал, что выносить это купание можно лишь считанные минуты.
Он подозвал Крылова. У того уже посинели губы. Моторист с трудом перевалился к нему через кожух двигателя.
— Лезь на бак! Лезь, лезь! Выходи из воды! Да ты слышишь? Выходи из воды! Давай помогу.
Крылов сразу как-то очумел от неожиданности и с перепугу ослаб, лишился слова, и с ним трудно было совладать. Шухов подсадил неподъемно-тяжелого моториста, скользкого, словно обледеневшего. Тот свалился на бак… зубы стучали, хотел что-то сказать, но не смог.
Шухов полез следом, четко отмечая про себя, что ноги почти уже не слушаются из-за холода и руки с трудом ухватывают край борта. Голова была еще совсем свежей, ясной, а тело уже перестывало, не поддавалось приказу мысли.
Он лег рядом с Крыловым. Проходившая волна едва не смыла их в море, но Шухов успел ухватиться за кнехт и удержал моториста. Он подумал, что скоро не сможет двигаться, и тогда их наверняка смоет.
И почти с невозможным усилием приподнялся, взял негнущимися пальцами чудом оказавшийся под рукой тонкий трос, запутал его за кнехт позади Крылова, а другой конец, протянув над собой, кое-как зацепил за второй кнехт. Это усилие совсем ослабило Шухова. И ему было спокойнее теперь, не унесет в море, вместе они…
Кругом кипела пена, иногда их захлестывало, вода стекала, унося последнее тепло. Здесь было все-таки самое сухое место, и ждать помощи можно только здесь. Шухов знал, что их заметили и с берега, и с судна, помощь должна подойти. Должна подойти… Но головы поднять он уже не мог. Попытался позвать моториста и не расслышал собственного голоса. Да Крылов и не ответил бы: он, вероятно, потерял сознание.