— Нет, — сказал рыбак, — к счастью, нет. Вы когда-либо слышали о правительстве, тратящем деньги? Нет! Собирать — это да. Налоги, налоги, налоги. Но потратить их на порох и ядра? Нет! И это — плохой порох, к тому же. Ведь когда последняя батарея Санта-Флорентины стреляла, знаете, что произошло? Это было смехотворно. Все десять орудий должны были палить разом, но увы! Только одна пушка выстрелила. Когда они выбили ядро и порох из других девяти, они нашли, что это был плохой порох. Влажный и низкого качества. Хорошая вещь, иначе мы рыбаки голодали бы.
— Плохой порох означает хороший лов рыбы, это бесспорно, — согласился Рэймидж. — А как насчет этих? — он указал на холмы справа. — Есть какие-нибудь скалы, чтобы беспокоиться из-за них?
— Нет ни одной. Но эти самые близкие холмы, — он указал направо, на два небольших холма, похожих на сахарные головы, и один более высокий за ними (Рэймидж прикинул, что его высота больше шестисот футов), с замком на вершине, — они гасят ветер с северо-запада. Я видел много трехпалубных кораблей, заштилевавших там и дрейфовавших почти до Санта-Анны, прежде чем они смогли повернуть. А еще они построили тот большой замок на вершине: это делает ветер еще более сумасшедшим. Кастильо де Галерас, они называют его, но я мог бы придумать имечко получше. И та батарея ниже, почти на пляже. Вы знаете, как они называют ее? Батарея Апостолов. Это — богохульство, не иначе: никакой апостол не навредил бы рыбаку — вспомните Св. Петра. Но эти омерзительные пушки…
И еще видите большой холм снаружи, при входе? Это — Пунта де Навидад, и можете догадаться — другая батарея. Богохульные свиньи, — ворчал он. — Я говорил священнику много раз, что это кощунство — называть батареи в честь святых и святых реликвий, когда все пушки только и делают, что отгоняют рыбу и оставляют честных людей, вроде меня, голодать после целого дня возни с сетями.
Рэймидж кивнул сочувственно, потом посмотрел на несколько небольших суденышек каботажного плавания, стоявших у причала под разгрузкой. Ближе всех стояла шебека «Ла Провиденсиа» — прекрасный образчик одного из самых красивых судов в мире и, для своего класса, одного из самых быстрых.
У нее был узкий гладкий корпус венецианской галеры, но с большим числом бимсов, и ее вытянутая изящная корма и тонкий бушприт особо выделялись на фоне неуклюжих, с округлыми скулами, корпусов военных кораблей. Ее корма спускалась к гакаборту изящной кривой, постепенно сужаясь, так что высилась над водой всего на несколько футов. Но для глаза, непривычного к обычаям Средиземноморья, наиболее поразительной особенностью было ее парусное вооружение: у нее было три мачты и латинские паруса. Хотя грот-мачта была вертикальной, фок-мачта склонялась вперед, а бизань — к кормовой части. У каждой мачты был длинный, тонкий рей, расположенный вдоль судна и подвешенный диагонально, так что передний конец находился на уровне палубы и мягко изгибался по собственным весом. Треугольные паруса были свернуты, и все, что Рэймидж мог видеть, подтверждало репутацию этого самого простого и самого эффективного парусного вооружения.
«Ла Провиденсиа» была единственным судном у причала, с которого ничего не выгружали. У нее были пушечные порты по обеим бортам, и позади каждого из них — намного меньший порт для весла, так, чтобы в штиль команда могла грести. «Ла Провиденсиа», предположил Рэймидж, вероятно, капер: у нее новые паруса, и ее оснащение выглядит новым. И окрашена она слишком красиво для грузового судна.
Он кивнул на прощанье старику и прогулялся вдоль причала, чтобы приглядеться поближе. Да — через порты он мог видеть, что канаты, крепящие пушки, все новые. Очевидно, владельцы решили, что, раз теперь Испания вступила в войну, можно заработать больше денег каперством (так как британские торговые суда из Леванта должны были проходить в нескольких милях к югу от Картахены, чтобы попасть в Кишку — так Гибралтарский пролив был известен поколениям моряков), чем перевозкой грузов. И они правы.
На палубе был только один человек, и Рэймидж, усевшись на соседний кнехт, тер бровь, словно он вспотел и решил передохнуть, поскольку никуда не спешит. Медленно и тщательно он изучал шебеку, запоминая расположение каждого шкота, фала и браса. Он достаточно часто видел, как шебеки лавируют в гавани, чтобы представлять, как управлять большими латинскими парусами, и как только он возвратится в гостиницу, он сделает несколько эскизов и пошлет матросов на причал изучать судно.
В то время, как Рэймидж осматривал гавань и шебеку «Ла Провиденсиа», Джексон нашел офис американского консула и договорился об аудиенции для четырех обладателей Протекций на четыре часа того же дня. Бой часов собора только заполнил собой весь порт, когда Джексон привел их в консульство, построенное сразу за главными воротами на Королевской площади.