— Я не знаю, что заплатил Фуллер, сэр, но моя стоила много больше. Это не означает, что вы нас…
— Нет, не волнуйтесь. Вы не единственные англичане с американскими Протекциями. И я родился англичанином, только я позаботился о том, чтобы стать американским гражданином законным путем.
Рэймидж не мог сопротивляться импульсу:
— Корнуолл, сэр?
— Да, корнуоллский акцент, — сказал консул почти мечтательно. — Корнуолл… самое прекрасное графство их всех. Хотел бы снова прогуляться по Бодминским торфянникам… и вместо этого я сижу здесь, раскладываю пасьянсы в чужой земле.
Консул говорил сам с собой, пробуждая старые воспоминания и пытаясь вообразить родные места:
— Да… Вот бы сбежать от этой жары и вони и идти через Бодмин, когда солнце восходит и разгоняет туман. Услышать колокола церкви Св. Тита, звонящие снова…
Название деревни поразило Рэймиджа, и он резко дернулся, прогнав мечтательность консула и вызвав вопрос в его глазах. Св. Тит, а следующая деревня — Св. Кью, где живут его отец и мать: Св. Тит, каждый квадратный дюйм которого принадлежал Рэймиджам со дней Генриха VIII, а отец был также покровителем той самой церкви, которую вспомнил консул, и, вероятно, заплатил за все колокола, звон которых консул мечтал услышать снова. Почему консул уехал из Англии? Был должником — возможно, даже его отцу? Какова будет его реакция, если он узнает, что сын и наследник лорда поместий Св. Кью и Св. Тита стоит перед ним в полной от него зависимости?
Поскольку первым движением Рэймиджа было признаться во всем сразу, он сознательно ничего не сказал: это может подождать до завтра, утро вечера мудренее.
— Хорошо, — сказал консул, — я сделаю все, что смогу, чтобы найти вам судно. Не тратьте все свои деньги на вино и женщин, потому что у меня нет никаких фондов, чтобы помочь вам, и здесь не хватает работы для испанцев, не говоря уж об американцах, которые не знают языка. В какой гостинице вы остановились?
Джексон сказал ему, все четверо поклонились и покинули кабинет, искренне поблагодарив консула.
Уже в гостинице Джексон, дождавшись, пока они не останутся одни, спросил Рэймидж:
— Что-то не так, сэр? Вы стали белым как полотно, когда консул упомянул эту деревню — Св. Тит, не так ли?
— Она принадлежит моей семье, — сказал Рэймидж сухо. — Мой дом находится в следующей деревне. Очевидно, он уехал оттуда прежде, чем я родился. Но почему он уехал? Большинство людей уезжает второпях в Америку, потому что они имеют долги или совершили какое-то преступление. Долги обычно означают арендную плату. Арендная плата может вполне означать моего отца. Но…
Нет, арендная плата не означала его отца: низкая арендная плата в поместьях Рэймиджей вызывали недовольство соседей землевладельцев. Но Рэймиджи были богаты, и старый адмирал не видел смысла брать со своих арендаторов больше, чем требовалось для содержания их домов. Он всегда придерживался мысли, что не бывает плохих команд, а бывают плохие капитаны; и как землевладелец он жил по тому же принципу: нет плохих арендаторов, есть только плохие владельцы.
Джексон понял, что Рэймидж не собирается заканчивать предложение и сказал:
— У него, похоже, остались счастливые воспоминания о тех местах, сэр: церковные колокола, прогулки и утренний туман. Не чувствуется горечи. Если бы я уехал из-за какого-то хозяина или потому, что совершил преступление, я думаю, что вспоминал бы родину с горечью, а не так сентиментально.
Рэймидж понимал, что Джексон прав. Но так как американский консул в Картахене — воплощение нейтралитета, захочет ли он сделать что-то большее, чем оказать определенную законом помощь четырем мужчинам, утверждающим, что они являются гражданами Соединенных Штатов и желают возвратиться домой? Понятно, что они могут быть вполне уверенны, что он не сделает ничего, чтобы навредить им. И должен ли он признаться, что он сын графа — то есть сделать ставку в азартной игре, чтобы получить больше, рискуя не получить ничего?
Глава тринадцатая
На следующий день, пока Рэймидж прогуливался вдоль холмов, ограничивающих гавань, и рассматривал батареи, защищающие ее, его шесть моряков болтали, сидя возле причала, и незаметно для испанцев изучали шебеку «Ла Провиденсиа», покуда не обрели уверенность, что могут взойти на нее — или любую другую шебеку — в темноте и установить все паруса без малейшей задержки.
— Это не морской рангоут, — пришел к заключению Стаффорд. — Такое могли придумать чертовы мавры, но скажите мне: что будет с этими кривыми реями при внезапном шквале? Я скажу вам: они сломаются, как ротанговая трость главного старшины.