— За-зачем? — вырывается у него. Он еще не понимает. — В аптеку? Да валерьянка в любой аптеке имеется… Копейки стоит…
Вымученная шутка насчет валерьянки не вызывает улыбки даже у него самого, не говоря уж об Ильмаре. Длинный абсолютно серьезен, даже суров.
— Надо, значит… — он уходит от ответа и резко меняет тактику: — Не хочешь, друг, зашибить хорошую денежку? Без всякого труда…
— Почему не хочу… — начинает Рейн и тут же пугается: такой ответ, такое поспешное согласие после того, о чем шла речь, означает только одно.
Одно-то одно, но Рейн чувствует, как легкий испуг тут же сменяется жгучим любопытством. Словно что-то внутри задрожало. Испуг и причина, его вызвавшая, начисто вылетают из головы, и Рейн, невольно переходя на шепот, спрашивает:
— Предположим… А что надо делать?
С явным облегчением Ильмар подносит ко рту бокал и медленно отпивает несколько глотков. Самый ответственный момент разговора миновал, самый ответственный момент всей подготовки к делу теперь позади. «А что надо делать?» — этот вопрос, конечно, продиктован одним лишь любопытством. Ясно. Но в то же время Рейн как бы пошел на попятную, вроде дверь чуть-чуть приоткрыл… Теперь только ногу поставить, чтоб ее было невозможно закрыть…
— Покажешь, где окно аптеки и в какой комнате медсестра дежурит ночью, — коротко и ясно отвечает Ильмар. Так коротко и ясно, словно ответ давно уже продуман.
— Только и всего! — удивляется Рейн. Чуткое ухо Ильмара улавливает в его возгласе вздох облегчения. «Отлично, — думает про себя Ильмар. — Клюнул…»
Он усмехается и говорит громко:
— А ты что думал!
— Ничего я не думал! — обижается Рейн, понимая, что Ильмар намекает на что-то конкретное, намекает на то, чего он, Рейн, действительно еще не думал.
— Да там же взять нечего! — неожиданно, с ноткой отчаяния, вырывается у Рейна. Он хочет еще раз постараться убедить Ильмара в бессмысленности его затеи, поколебать его в своем решении. Вот если б Ильмар одумался, эта внутренняя дрожь перестала бы мучать Рейна, улеглось бы любопытство, исчезло бы досадное чувство должника, испарилось смутное стремление быть не хуже других, пропало бы давнишнее желание, которым он теперь загорелся вновь, — купить хороший фотоаппарат…
Рейн, конечно, не анализировал так вот, по пунктам, свое душевное состояние. Он на это просто не был способен, да и времени для такого самоанализа не было. Он только ощущал, как новое незнакомое ему чувство опустошает, разрушает его. Если это будет продолжаться еще долго, воля его в конце концов сломится. И будет он тогда не Рейн, а кто-то другой. Но он-то не хочет, не желает становиться кем-то другим, опустошенным и сломленным. Он хочет по-прежнему оставаться Рейном Эрма, хотя это чертовски трудно, пока Ильмар говорит об аптеке, об окнах. Надо, чтоб Ильмар кончил этот разговор, поставил крест на своем плане. Только это может спасти Рейна Эрма!
И Рейн снова бросается уговаривать Ильмара:
— Да там же, честное слово, взять нечего!
— Это уж не твоя забота! — уходит от объяснений Ильмар. И его уклончивый ответ кажется Рейну очень мужественным, он вселяет в Рейна спокойствие и уверенность. Значит, Длинный знает, он сам обо всем побеспокоится, он сделает. Так что пусть Ильмарова голова болит — его дело отвечать.
— А как вы собираетесь это провернуть? — с простодушным мальчишеским любопытством спрашивает Рейн.
— Хочешь вместе с нами пойти?
Рейн отшатывается, будто его в лицо ударили.
И тут дверь распахивается настежь, и в комнату, отплясывая польку, влетают Бизнес и Лори.
Бизнес изучает на свет пустую бутылку из-под шампанского и заплетающимся языком восклицает:
— Обхаживаешь гаврика, значит!
Рейн чувствует себя задетым. Он хочет вскочить, но Ильмар усаживает его обратно и, обращаясь к Бизнесу, произносит жестко и властно:
— Повежливее, пожалуйста, когда говоришь о моем однокласснике! Кто оскорбляет его, оскорбляет меня!
Бизнес тотчас тушуется, бормочет:
— Да нет, парень что надо… Какие уж тут оскорбления… Припрятал мои вещички в надежном месте… И никому не пикнул…
— …даже Лори! — самодовольно вставляет Рейн.
Его реплика вызывает у Ильмара удивление:
— Ого! Догадался! У тебя неплохой нюх и голова тоже работает! — он дружески хлопает Рейна по спине. — А что в той сумке было, тоже знаешь?
— Нет, — Рейн качает головой. — Я в чужих вещах не роюсь.
— О-о, добродетель, добродетель, отпусти меня! — Бизнес закатывает глаза.