— Сейчас супершоу будет!
Ильмар шепнул это так доверительно, так по-свойски, как будто свое особое расположение Рейну выказал. Но сможет ли это сгладить то напряжение, ту враждебность, которая всего минуту-другую назад вклинилась между ними? Ильмар, во всяком случае, на это рассчитывает. Иначе бы он не шептал так доверительно, не одарил бы его своим вниманием.
Длинный снова принимает суровый вид и говорит:
— Прошу спокойствия и внимания.
Кто садится поскорее, кто просто устраивается поудобнее. Иные торопятся выпить вина. Все эти приготовления говорят о том, что компания готовится смотреть какое-то представление, и оно ей не в новинку.
Рийна тоже оглядывается, куда бы сесть, но Длинный бросает ей коротко:
— Ты будешь стоять!
На Рийну его слова действуют, как удар хлыста. Она умоляюще протягивает руку в сторону Ильмара, но рука тут же бессильно опускается, Рийна как будто наперед знает, что просить нет смысла, что все равно придется покориться.
Суровым голосом, совсем как судья, Длинный говорит:
— У меня есть сведения, что ты, Рийна Кулль, возвела поклеп на всех нас. Этот твой проступок заслуживает сурового наказания!
Все с удивлением переглядываются, взволнованно перешептываются. Хотя, как знать, может быть, они только притворяются удивленными? Старательно подыгрывают Длинному? Возможно, это только послушные статисты в спектакле, который собирается разыграть Ильмар?
Бизнес с удовольствием тянет.
— Пусть расскажет, что и как…
Ильмар кивает Рийне:
— Слышишь, мы ждем объяснений!
Рийна взволнованно разводит руками, растерянно переводит взгляд с одного на другого:
— Это неправда!
Ильмар тотчас обрывает ее:
— Врешь! Забыла, что ты на прошлой неделе сказала Вирве в кафе!
Неожиданно для себя, в порыве какого-то отчаяния, Рийна с вызовом заявляет:
— Ну сказала, что танцуете плохо!
— Ага! Выходит, все-таки оклеветала! — медленно, с расстановкой произносит Длинный.
Толстый вскакивает, орет нетерпеливо:
— Ясное дело! Наказать! Наказать!
— Кто против? — спрашивает Длинный.
Все взбудоражены до предела. Рейн смотрит на них с недоумением и любопытством. Что-то распалило их за время этой недолгой словесной перепалки. Раздаются нетерпеливые возгласы:
— Согласны, согласны!
— Да чего там!
— Понятное дело, наказать!
Длинный продолжает играть все ту же роль строгого, но справедливого судьи. Растягивая слова, он спрашивает патетически:
— Какое же наказание должна понести Рийна Кулль?
Рийна стоит, прижав руки к груди, не глядя ни на кого. Впечатление такое, будто она уже заранее знает, что ее ждет, и поэтому вся ее поза выражает покорность, какую-то обреченность, примирение с неизбежным…
Толстый визгливым голосом выкрикивает:
— Пусть разденется догола!
По-прежнему разыгрывая из себя строгого судью, Длинный поясняет наставительно:
— Этого мало. К тому же это наказание применялось уже не раз. Сделаем ей сегодня на животе подходящую татуировочку, а? Наколем ей мы слово «клевета»? Ну как?
— Идея!
— Вот так и сделаем!
— Давай начинай!
Длинный приказывает Рийне:
— Ну, чего же ты ждешь! Приготовиться к исполнению приговора!
Затем отдает распоряжение Толстому:
— Иголки и чернила здесь, в столе. Начинай. Каждый колет по букве!
Слово «колет» звучит как-то особенно кровожадно. Кажется, Длинный уже предвкушает, какое унижение, какую боль эта операция доставит девушке.
Скрестив на груди руки, Рийна пятится к двери. Но Лори с булькающим злорадным смешком выталкивает ее обратно на середину комнаты.
Толстый с многозначительным видом выкладывает на стол иголки, пузырек с чернилами, вату.
Как завороженная, следит за этими приготовлениями Рийна. Губы у нее дрожат.
Длинный достает из ящика стола плоскую продолговатую коробочку. В ней несколько крохотных ампул и шприц. Длинный кладет все это на стол, рядом с иголками и чернилами, так, чтобы видела Рийна. Делает он это нарочито медленно, откровенно и цинично ухмыляясь.
Бизнес нетерпеливо бросает Рийне:
— Ну давай поскорее!
В два прыжка Рейн оказывается посреди комнаты:
— Да вы что! — Он оглядывается по сторонам, ища поддержки у собравшихся.
Длинный хватает Рейна за руку и сжимает ему мизинец. Гримаса боли перекашивает лицо Рейна. Длинный так больно скрутил ему палец, что у Рейна вырывается стон. А Длинный сжимает ему мизинец все сильнее и сильнее и с угрозой цедит сквозь зубы: