Пришлось зависнуть в пространстве, отключив двигатель. Интересно, где мы находимся ? За окном открывались невообразимые виды спиральной галактики: матовое ядро, пульсирующее холодным желтоватым цветом, сотни миллиардов мерцающих звёзд и сгустки космической пыли. Такие бесконечные и зачарованные пейзажи не снились даже телескопу Хаббл! Может, и хорошо, что эта поломка произошла; когда бы я ещё успел насладиться этой красотой.
—Илюха, — прохрипел напарник.
Я оглянулся и остолбенел: обычно проворный и расторопный Данилыч двигался как в замедленной съёмке: обезумевшие глаза, приоткрытый рот, холодная испарина на лбу.
—По ходу, нам погрузили какой-то странный кристалл, он расплавил всю упаковку: и металл, и стеклянную капсулу. Жарит, как ядерный реактор! Если мы от него не избавимся, то задохнёмся или заживо сгорим. Мне кажется, он вывел из строя наши приборы.
Последние слова Максимова заглушил громкий треск—в наше лобовое стекло врезался болид размером с хороший булыжник. Стар-трак затрясло как телегу, ехавшую по ухабам.
Раздумывать было некогда, я завёл двигатель и схватился за штурвал. Мы попали в метеоритный дождь. Перспектива вырисовывалась удручающая: либо неминуемая гибель от астероидов, бомбардирующих обшивку старт-трака, либо мученическая смерть от раскалённого кристалла, расплавившего половину грузового отсека.
Я отчаянно лавировал между потоками взбесившихся камней, вспоминая все известные молитвы. Освещение не работало, половина приборов вышла из строя, хорошо, хоть штурвал послушно выполнял свою функцию. Не знаю сколько продолжался этот кошмар, в какой-то момент я резко свернул в сторону, повинуясь указаниям внутреннего голоса, и камнепад прекратился также неожиданно, как и начался. Из-за жары и запаха расплавленной проводки в кабине для экипажа было нечем дышать.
Больше всего я боялся, что кристалл полностью расплавит грузовой отсек, а потом начнётся пожар или стар-трак разгерметизируется. Короче, шансов на спасение почти не было. Единственным выходом была подсказка СКС—Заолуния. Именно эта планета, согласно данным системы, находилась в зоне нашего доступа.
—Данилыч, приготовься к жёсткой посадке я снижаюсь.
Глава III Знакомство с новым миром
Атмосфера Заолунии напомнила родную Землю; на мгновение мне даже показалось, что я возвращаюсь домой, в любимый вечнозелёный Сочи.
Несмотря на солидный водительский стаж, мне не всегда удавалась мягкая посадка, иногда приземление было довольно болезненным—как будто я катился по ребристой поверхности.
Самым неприятным было садиться в дождливую или пасмурную погоду, когда на взлётно-посадочной полосе образовывался тончайший слой воды. В этих условиях звездолёт не мог вовремя сцепиться с поверхностью и затормозить. Воздушное судно приходилось буквально впечатывать в землю, чтобы обеспечить нужное сцепление.
На второй строке моего личного рейтинга неприятностей находился порывистый ветер, трясло так, что я чувствовал себя камушком, случайно попавшим в работающую центрифугу.
Приземление на Заолунию оказалось самоубийственным квестом: это был не лучший день для посещения нового мира. Над планетой бушевала нешуточная гроза, и войдя в атмосферу звездолёт мгновенно погрузился в паутину молний.
По идее нас должны были защитить алюминиевая обшивка и электростатические разрядники. Кстати, во время непогоды стартракам запрещалось подходить к эпицентру грозы ближе, чем на 37 километров, чтобы избежать экстремальной турбулентности.
Однако наш рейс с самого начала превратился в сплошное нарушение инструкций; смена маршрута оказалась невозможной, стар-трак просто бы развалился в воздухе, поэтому пришлось нырять в самую пучину ослепляющих вспышек света, неимоверной тряски и оглушающего рёва грома. Тучи, рассекаемые электрическими разрядами, были похожи на монстров с открытой пастью, готовых проглотить нас в любую секунду.
Я не помню момент приземления, кажется, я отключился. Видимо, Максимов оттащил меня от штурвала и посадил звездолёт сам.
Возвращение к жизни было медленным и мучительным. Тело болело так сильно, что я едва мог дышать. С трудом открыв глаза, я попытался подняться. У меня получилось. Правда, не с первого раза.