— Жалил сыпок, жалил. Поживешь с мое, поймешь: с волками жить — по-волчьи выть.
Его притворная покорность отдавала не столько бахвальством, сколько хитростью. Поводырь усадил старика, а сам отошел в сторону, к Обжорке. На лице старика вдруг появилось беспокойство.
— Романсильо, сынок, ты где?
— Здесь, — чуть не плюнул от досады мальчик.
— Ты уверен, что это сплавщики?
— Сплавщики мы, сплавщики, успокойтесь, — заверил его Балагур.
— А что здесь делают женщины?
Паула не обронила ни единого слова, не выдала своего присутствия ни единым движением. Мужчины удивились.
— Как ты узнал, дед, что здесь женщина?
— Он чует их по запаху, — бесцеремонно заявил поводырь.
Лицо старика приняло выражение наглого превосходства.
— Ну и дед! — в восхищении воскликнул Сухопарый.
— Вам, зрячим, хватает того, что вы видите, а мне и нос служит… Да еще ветерок дует, вот я и почуял ее. Могу еще сказать, что она не старая.
— Ты это чуешь?
— У старух запах едкий, как у коз. А молодухи пахнут телками.
— Хе! Может, ты скажешь, блондинка она или брюнетка? — насмешливо спросил Дамасо.
Старик смешно принюхался, повел носом.
— Скажу, сынок, скажу… Она не потеет, не так-то легко это узнать; мне кажется, мне кажется… Она далеко отсюда?
— В десяти шагах.
— Тогда брюнетка.
Послышались возгласы удивления.
— Черт возьми! Выходит, если бы она потела, ты бы ее опозорил перед всем честным народом.
Старик заговорил назидательно, и Шеннон наслаждался этой классической сценой из плутовского романа.
— А тебе запах женского пота ничего не говорит? Ладно, это неважно. Мужчине гораздо важнее узнать все о женщине по запаху. Если бы она подошла ко мне ближе, я многое мог бы сказать о ней.
— Поди сюда, Паула! — попросил заинтригованный Балагур.
— Нет, — решительно ответила она.
Старик от удивлении открыл рот.
— Ну и женщина! Какой голос!
— Вот что, сказочник, — перебил его Балагур. — Хватит нам голову морочить, не на дураков напал.
— Эх ты, сразу видать, уши тебе ни к чему. А мне мои хорошо служат. — Он на миг задумался, но тут же с горячностью предложил: — Пускай она подойдет ко мне, я о ней многое узнаю.
— Не дотрагиваясь? — хихикнул Дамасо.
— Вот те крест, — поклялся слепой.
— Слушай, Паула, ну что тебе стоит подойти, — засмеялся Сухопарый.
— Нет!
— Оставьте ее в покое, — вмешался Двужильный.
— Ничего не поделаешь, — смиренно отозвался слепой. — Какой ей интерес подходить к старику…
— Хе! А что, есть приманка для тех, кто подойдет?
— Ты уж не выдавай моих секретов, сынок, — захохотал старик. — По правде говоря, попадался кое-кто и на мою удочку… Они не знали, что может учуять мой нос… Можно сказать, я вижу им! На что мне глаза! Глаза обмануть легко. Теперь этому все научились. Прикроют, что надо, и готово дело. А вот запаха не скроешь.
— Это у вас от рождения? — полюбопытствовал Кривой.
— Нет. Я сделал себя слепым в восемнадцать лет.
— Сами?
— А что тут такого? И ничуть не жалею. Там, где я родился, многие болеют трахомой. Бывает, родители нарочно заражают детей, ради их же блага, чтобы они потом получали пенсию и жили спокойно. Долго я не отваживался, но наконец решился… Не хотел, чтобы меня забрили в солдаты… А может, и не потому, уже не помню.
— Но вы теперь ни на что не годитесь!
— Не гожусь? Я? Может, только для работы. Раньше я был поденщиком, гнул спину от зари до зари. А теперь научился играть на свирели и просить жалобным голосом милостыню. Вот и скажи, что лучше. А для остального я так же пригоден, как и все.
— Черт возьми! — не унимался Сухопарый. — Откуда вы знаете, что блондинки пахнут так, а брюнетки эдак?.. Я замечал, что они пахнут, а вот разницы учуять по могу.
— Хе! Да они у тебя все на один манер.
— Ты что же думаешь, сынок, у меня баб не было с тех пор, как я ослеп? Может, еще и побольше стало! Быть слепым очень выгодно на нашем свете!
— Почему?
— Не говори ему, дед, — пошутил Балагур, — а то чего доброго глаза себе выколет.
— Почему выгодно? Слепому больше доверия… Прихожу, к примеру, в дом, мужа нет, вот они и доверяются бедному слепому, потому что он не причинит им вреда. Как же, на улице встретит — не узнает… Вот они и проходят мимо, будто знать тебя не знают, ведать не ведают. К тому же, — заключил он, смеясь, — грешат-то они из сострадания.
Сплавщики тоже рассмеялись.