И он посмотрел на нее своими ясными, голубыми глазами, сдвинув брови и горестно опустив уголки губ. Она не смогла ему солгать.
— Так, сразу… нет, — ответила она едва слышно.
Горбун зашагал, подтолкнув вперед Каналехаса. Через минуту он опять заговорил:
— Ты разговариваешь со мной, как с мужчиной. Без всякой жалости. Да благословит тебя бог за это и за то, что ты сказала, что рядом с тобой мужчина. Пусть даже такой никудышный, как Горбун, которому и цена-то грош.
— А я, Сантьяго? Ведь почти все считают меня такой, как и эта девчонка из селения… И ты, наверное, так думал раньше… При одной мысли об этом мне становится горько…
— Я никогда так не думал, Паула.
— Только говори правду, как я тебе.
— Нет, я так не думал, Паула, верно говорю. У тебя никогда не будет много мужчин, ты не такая. Тебе нужен один. Только один, и никто больше. Ни родные, ни близкие. Он и ты, земля и небо.
— Что ты можешь знать?
— Я старше тебя. Да и если бы ты знала, как учит горб!.. Иначе зачем тебе было бежать в горы? Из-за чего грустить? Ясное дело, из-за мужчины, больше не из-за чего.
— Это верно, — задумчиво согласилась она. — Только я ошиблась. По правде говоря, это был не мужчина.
— Не все ли равно. Ты всегда будешь страдать из-за кого-нибудь. А если нет, то будешь словно мертвая, как земля без воды. Такой уж у тебя характер. У реки — свой, у волка — свой. Все мы такие, какие есть. А некоторые, как видишь, горбатые, — горестно заключил он.
— Чем же я виновата? Все думают, что я плохая. Вот и этот тип в лавке решил, что мною можно попользоваться.
— Нет, ты не плохая. Будь ты плохой, в артели уже началась бы заварушка. Но ты и не хорошая. Кого-нибудь убить тебе ничего не стоит: для тебя это так же просто, как мне съесть кусок хлеба… Не смотри на меня так, я не колдун. Вся артель это знает. Разве ты не понимаешь, что было с Сухопарым в тот день, когда приходил почтарь? Разве ты не замечаешь, как они говорят о тебе, как смотрят на тебя? Ты не можешь не чувствовать, когда на тебя так смотрят… Все только и мечтают о Пауле… Даже я. Ты же видишь. Почему ты не смеешься?
— Сантьяго… А почему я должна смеяться?
— Да, это верно… Мы все из-за тебя голову потеряли, все. А ты не для всех. Ты для одного. Придет время — сама убедишься.
На этом их разговор закончился. Дальше они шли молча. Каждый думал о своем. Оставив позади холм, они начали спускаться к реке. Вот тогда-то Шеннон и увидел, как Паула свернула к часовне, а Сантьяго направился вниз к реке. Чтобы не смущать девушку, он укрылся в кустах можжевельника. Кусты были старые, с очень толстыми стволами, густые, светло-зеленые, колючие, крепкие.
Паула издали заметила часовню и, чувствуя, что ей необходимо утешение после всего, что случилось в Уэртаэрнандо, сказала об этом своему спутнику и пошла по тропке, провожаемая взором, устремленным на нее из кустов. Шеннон, словно завороженный, следил за ритмичной походкой и грациозными движениями девушки, взбиравшейся по неровному косогору. Паула прошла мимо того места, где прятался незамеченный ею Шеннон. Он увидел, как напряглось ее лицо, словно она боялась, что не сможет преодолеть последние два метра до двери убежища, в котором искала спасения. Увидел, как она остановилась и прижала руки к груди. Затем, сделав шаг, упала на колени перед дверью, прижалась к ней лицом и вцепилась в решетку окошка.
Шеннон смотрел на нее из своего укрытия, стыдясь того, что стал невольным свидетелем этого уединения. Солнце уже совсем скрылось, и небо стало фиолетовым. Прошло довольно много времени, прежде чем он снова взглянул на нее. Она сидела, прислонившись к двери, лицом к пустынной дороге. В тени портала нельзя было разглядеть ее черты, но ее безжизненная поза, с поникшей на плечо головой, заставила его выйти из укрытия.
Он подошел к ней довольно близко, но она не замечала его, словно он ничем не отличался от земли или деревьев. Только остановившись перед ней, он прочел удивление в ее глазах, окруженных тенью, не потому что они плакали, а потому что были обращены внутрь.
— Я тоже пришел помолиться, — объяснил он.
— Ты? Такой безгрешный? — улыбнулась Паула.
— Нам всем не мешает это делать.
— Да, но некоторым это нужно больше. Особенно тем, у кого нет выхода.
— Выход всегда найдется.
— Только не для меня… Думаешь, я сошла с ума? Нет, я такая же меченая, как и Дамасо.
— Просто тебя что-то мучает, но ты не хочешь доверяться тому, кто может тебе помочь.
Из-под юбки выглядывала нога, обутая в альпаргату, у которой почти совсем протерлась пятка.
— Я зашью, когда вернусь, — сказала она, погладив подошву. И с гордостью добавила: — Теперь у меня есть иголка с нитками.