Сухопарый в бешенстве устремился на середину площади. Но Косичка предостерег его:
— Пусть его сначала подготовят. Эй, колите этого стервеца до костей! Пусть просит пощады, скотина!
Тем временем бык с грозным видом кидался на зрителей. Пикадоры, стоявшие на чьих-то плечах, как на крупах коней, взяли пики наперевес, но «кони» не двигались с места. Только один из них, на котором возвышался здоровенный детина, спросил своего всадника:
— Крепко держишься?
— Пе беспокойся.
— Тогда вперед!
И оба кинулись на быка, который совсем осатанел, увидев, как солнце заблестело на стали. Пикадору удалось вонзить шип в потник. Какой-то миг все трое, напрягая силы и поддерживая друг друга, словно стены арки, толкались, оспаривая место. «Конь» и всадник вместе были тяжелее быка, зрители торжествовали победу, и Косичка приободрился. Но тут бык внезапно отскочил в сторону, и всадник вместе с конем рухнул на землю. Бык приблизился к ним, зрители замерли от ужаса, но пикадор успел выставить ему наперерез острие багра. Тогда бык подошел к «коню», лежавшему на земле, однако только поставил на него ногу и перепрыгнул через него. Косичка, подступивший было к быку, пока пикадоры нападали, быстро ретировался поближе к представителям власти.
— Проклятые трусы! — выругался Руис, вставая. — Сейчас увидите, как этот тип сдрейфит!
Он свистнул, и огромный сторожевой пес в ошейнике, утыканном острыми шипами, предстал перед хозяином села, виляя хвостом. Указывая пальцем на быка, Руис крикнул:
— Ату его, Террон! Ату!
Пес ощерился и в несколько прыжков настиг быка. Людям вдруг стало жалко переодетого человека, многие содрогнулись, съежились. Но Руис недолго улыбался глумливой улыбкой. Раздался короткий смех, потом предсмертный вой, и огромный пес повис на двух навахах. Он болтался на лезвиях, пока, распоротый собственной тяжестью, не упал на землю, все еще корчась и скуля. Из брюха вывалились внутренности, из горла хлынула кровь. Вскоре он затих, и пыль тут же погасила заалевшую на солнце кровь. Бесформенная куча внутренностей, крови и земли лежала мертвая и безмолвная.
Руне разразился угрозами. Сухопарый взъярился, он не мог вытерпеть, что бык берет верх, и пошел на него, намотав плащ на руку и потрясая багром, словно пикой.
— Мой плащ! Мой шелковый плащ! — закричала вдова.
Но никто по засмеялся. Все громче и громче звенели приказы Руиса:
— Все на него! Палками его, палками! Я сам выпущу потроха этой сволочи!
Руис захлебывался бранью, Сухопарый угрожающе наступал, откуда-то появились вилы и серпы. Никто бы не поверил, что голос одного человека, резкий и властный, предотвратит неизбежное убийство.
— Стойте! Ни с места!
То был голос Американца. Резко усадив Руиса, чтобы охладить его злобу, он выскочил на площадь. Народ замер вокруг арены, залитой солнцем, потом все негромко перевели дух. Посреди площади были только бык, разъяренный до предела и не скрывающий ярости, да труп собаки, уже покрытый мухами. Американец подскочил к Сухопарому, оттащил его назад, вырвал багор и бросил на землю.
— Подожди! — крикнул он.
— Да этот дьявол совсем спятил! — не унимался Сухопарый.
— Сказано тебе, подожди!
Американец продвигался вперед, с каждым шагом набирая силу. Если бы он шел быстрее или медленнее, то видно было бы, что это идет человек; но так — это шла сама ярость, хотя движения его были как будто и небрежными, даже пренебрежительными. А может, это и пугало больше всего. Он подошел почти вплотную к быку. Их разделяла, словно кровавая граница, растерзанная собака.
— Скидывай плед, Дамасо!
То был приказ, хотя вряд ли кто-нибудь из зрителей мог его слышать.
— Уж не принес ли ты с собой взрывчатки?.. Хе!
— Скидывай сейчас же, а то я сам сниму.
Бык прорычал в ответ:
— Но угрожай, я не из трусливых.
— Это не угроза. Скидывай плед.
Воцарилась почти мертвая тишина. Медленно-медленно, едва-едва шкура отделялась от тела, будто кожа линяющей змеи. Упали на землю навахи, и появилось озверелое и торжествующее лицо Дамасо. Увидев, что это всего-навсего человек, зрители пришли в бешенство. Руис снова стал призывать их к убийству:
— Хватайте его, хватайте… Он моего пса убил!
И тут неожиданно перед Руисом вырос Негр и зычно заорал:
— Замолчи, касик!
Негр знал, что его голос сильнее всякого оружия. С его помощью он одерживал победы на десятках митингов. И на сей раз этот голос рассек воздух, проник в самую душу людей, завладел их вниманием. А Негр уже стоял на стуле.