...Тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь...
...Серый холодный многоводный простор Невы... Вереницы фонарей, зажженных еще до темноты вдоль голубых линий туманных набережных... Скорлупки лодок в металлически посверкивающих волнах... Чопорные колоннады невеселых дворцов... Солдатская готика церквей... Неуютные громады зданий...
...Сорок семь, сорок восемь, сорок девять, пятьдесят... пятьдесят два... пятьдесят четыре... шестьдесят три...
Мчится наискосок через Сенатскую площадь, сорвавшись с гранитной скалы, безмолвный медный императоре остекленевшим навечно взглядом беспощадно выпученных глаз... Бросается к проезжающим каретам мертвый чиновник, хватает перепуганных тайных советников за лацканы шинелей, силясь поведать что-то, объяснить, рассказать... Бежит от дома старухи-ростовщицы, спрятав на груди окровавленный топор, студент Раскольников... Бьется в рыданиях девочка-проститутка Соня Мармеладова...
...Шестьдесят девять... семьдесят один... семьдесят пять... восемьдесят.
...Призраки, призраки, призраки витают над Петербургом... Августейший сын душит венценосного отца... Царствующая императрица лишает жизни мужа-императора... Десятилетиями трон в России заменяется кроватью. Судьбы огромной страны, многомиллионного народа решаются временщиками и фаворитами из августейших постелей, в угаре похоти и низменных страстей, - какие еще чувства, кроме презрения, можно питать к потомку развратного и грязного рода Романовых, ныне здравствующему императору Александру III? Какой еще участи, кроме немедленного физического уничтожения, можно желать этому мстительному наследнику коронованных уголовников, превратившему общественную жизнь страны в сплошное сведение счетов с интеллигенцией (поголовно виноватой, по его мнению, в убийстве его отца), ненавидящему из-за своей полуграмотности и необразованности всякое просвещение и всякую науку, пытающемуся заставить университеты жить по законам карцера, а печать и передовое общественное мнение по правилам развода караула в Михайловском манеже?
...Девяносто четыре... девяносто семь... сто два...
Нет, сон положительно не шел. И никаким счетом невозможно успокоить нервы, до предела взвинченные ожиданием известий об убийстве царя. Никакими искусственными средствами нельзя унять возбуждение мыслей и чувств.
Он встал с кровати, подошел к окну. Мрак ночи давил на крыши, глазницы домов были темны и безжизненны, и только иногда то там, то здесь зажигалось на мгновение несколько окон и тут же гасло, и это делало ночной город похожим на придавленное к земле, огромное умирающее чудовище, которое сопротивляется ядовитым парам удушья, все еще силится жить, тяжело поводя боками, открывая то один глаз, то другой, но жизни и воздуха ему уже не хватает, оно дышит все натужнее, все безнадежнее, и вот уже слышен предсмертный хрип...
Да, воздух этого города смертельно отравлен микробами подлости, продажности, жестокости, рабства... Воздух этого города пронизан проклятиями миллионов русских людей, вынужденных своим каторжным трудом содержать всех этих паразитирующих аристократов во главе с правящей династией, которые не приносят никакой практической пользы, а, напротив, всеми силами, и не без успеха (так как в их руках власть в стране), тормозят живое движение русской жизни вперед, потому что оно грозит им потерей их привилегий, приобретенных еще дедами и прадедами, может лишить обеспеченной, сытой, беззаботной жизни - незаслуженно сытой! незаслуженно обеспеченной! - так как сытость и обеспеченность по справедливости должны быть не следствием происхождения (происхождение - момент пассивный, игра природы, в нем нет активной заслуги личности), а результатом собственных усилий, личного труда.
Паразитирующая верхушка русского общества во главе с династией и царем не создает ничего полезного, ничего необходимого для народа - ни знаний, ни организующего начала, ни материального продукта, а живет только наслаждениями, праздностью, удовольствиями, сладострастием, кутежами, интригами, казнокрадством, спекуляцией, коррупцией.
Мишура бессмысленных парадов и балов, призрачный маскарад придворной и светской жизни, зелень карточных столов, миллионные проигрыши, ночные попойки великих князей - племянников, братьев, кузенов Александра III, реки шампанского, продажные женщины, дома терпимости, цыгане, лихачи - вот что такое Петербург.
И в этот город, в это гнездо пороков и общественных язв, так стремился он когда-то из своего любимого, светлого, яблоневого Симбирска?.. Зачем? Ведь даже то, к чему так рвалась душа - университет, наука, знания, - даже это с каждым днем становится все более и более недоступным, невозможным и нестерпимым. (А похороны Тургенева?.. Ощущения борьбы и протеста, которые впервые возникли, пожалуй, именно в тот день...) Университетская жизнь до предела сжата чугунными челюстями нового, почти арестантского университетского устава. День ото дня она, эта некогда вольная, демократическая, университетская жизнь - земля обетованная после девяти лет гимназической зубрежки, - все сильнее выхолащивается и обесцвечивается бесконечными чиновничьими инструкциями Министерства народного просвещения. Лучшие профессора увольняются из университета за прогрессивные взгляды, за нежелание раболепствовать перед ничтожным самодержцем. Закрываются передовые журналы (месть Александра III за убийство отца - рассчитанная, обдуманная, многолетняя месть)...
Это не может, не должно так продолжаться. Нормальный человек не имеет права терпеть такую жизнь. Это позор - безропотно сносить издевательства над естественным стремлением человека к прогрессу. Стыдно жить, не делая никакой попытки изменить существующий порядок!
И если царь - главное олицетворение незыблемости этих порядков, царя необходимо убрать. Нужно показать; революция продолжается, в России есть революционеры, есть люди, которые думают о завтрашнем дне родины.
И пусть не удалось убийством Александра II всколыхнуть Россию. На смену Желябову, Перовской и Кибальчичу пришла их группа. И если им завтра удастся убить Александра III, то, может быть, Россия, пораженная убийством двух царей подряд, сбросит с себя мертвое оцепенение, проснется от зимней спячки и выразит желание устроить свою жизнь по-новому.
А если Александр III будет убит, но всеобщее пробуждение не наступит... ну, что ж... наше дело не пропадет. Нет, не пропадет! Пусть это второе цареубийство бросит новый луч света в темное царство русской жизни. И если нам суждено погибнуть на эшафоте, как желябовцам, - за нас отомстят! Революция будет продолжаться! Наши жизни станут тем мостом, который свяжет сегодняшний день с завтрашней революционной борьбой...
А может быть, в этом и есть задача нашего поколения? Не дать потухнуть искре революционного пожара? Ценой своих жизней возбудить в следующем поколении революционеров жажду действия, желание отомстить за нас? Может быть, только это...
Нет, нет, нет! Не только это! Если Александр III завтра будет убит, Россия всколыхнется!.. Не может не всколыхнуться!.. Народ выскажет свое желание жить по-новому. Не сможет не высказать.
...Он прижался лбом к холодному стеклу окна. Сердце билось взволнованно, сильно... Бам-м... Бам-м... Бам-м...
Что это? Так громко бьется сердце?.. Он нахмурил брови, прислушался... Бам-м... Бам-м... Бам-м...
Он улыбнулся. На этот раз искренне и естественно. Ночная тишина над городом, освобожденном от обычных дневных шумов и звуков, приносила издалека полночный бой башенных часов. Кончался последний день зимы 1887 года. Начиналась весна.
5
Петербург.
28 февраля 1887 года.
Полночь.
Двенадцать башенных ударов, глубоких и гулких, ширясь, плывут над городом.
Бам-м... Бам-ммм. Бам-м... Бам-м... Бам-м...
Первое марта - первый день весны, роковой для династии Романовых день. Ровно шесть лет назад бомбой народовольца Гриневицкого был убит на берегу Екатерининского канала император Александр II.
Бам-м... Бам-м... Бам-м... Бам-м... Бам-м... Бам-м...
Первые минуты, самые первые минуты первого дня новой весны.