Трое друзей направились к лагерю, прихватив с собой кабана. Рамон сказал:
- Я услышал стрельбу, вот и пришел. На всякий случай прихватил с собой побольше патронов. - Он невозмутимо похлопал себя по оттопырившемуся карману и добавил извиняющимся тоном: - Это моя вина. Я не должен был отпускать вас одних. Нужно хорошо знать лес...
- Ладно, хватит, - оборвал его Гамильтон. - С твоей стороны было очень предусмотрительно прихватить мой рюкзак.
- Нельзя подвергать искушению слабых духом, - смиренно ответил Рамон.
- Да успокойся ты! - велел брату Наварро и повернулся к Гамильтону, - Видит бог, он и раньше был невыносим, но теперь, после всего...
Ярко полыхающий огонь костра вгрызался в надвигающуюся тьму, а на слое раскаленных углей шипели куски кабанины.
- Я понимаю необходимость этих выстрелов, - начал разговор Смит. - Но если кругом хорена... Ведь вы привлекли внимание всех и каждого на много километров вокруг.
- Не беспокойтесь, - откликнулся Гамильтон. - Хорена никогда не нападают ночью. Если индеец-хорена умрет ночью, его душа будет вечно бродить в потустороннем мире. Его боги должны видеть, как он умирает. - Гамильтон потыкал кабанину ножом. - По-моему, мясо уже почти готово.
Готовое или нет, мясо было роздано, и все набросились на него со вздохами удовольствия. Когда закончили есть, Гамильтон сказал:
- Ему бы повялиться с недельку, но все равно вкусно. А теперь - спать! На рассвете двинемся дальше. Я подежурю первым.
Участники экспедиции приготовились ко сну: одни улеглись на кусках брезента, другие - в гамаках, развешанных между деревьями по краю поляны. Гамильтон подбросил в костер дров и продолжал заниматься этим, пока огонь не разгорелся так ярко, что языки пламени взметнулись вверх на три метра. Взяв мачете, он отправился в лес, чтобы раздобыть еще топлива, и вернулся с целой охапкой веток, большую часть которых тут же бросил в костер.
- Послушайте, - не выдержал Смит, - я готов признать, вы умеете разжигать костер. Но зачем все это нужно?
- Меры безопасности. Для отпугивания разных пресмыкающихся. Дикие животные боятся огня.
Ответ Гамильтона оказался верным лишь наполовину.
Возвращаясь из третьей вылазки за топливом, Гамильтон услышал пронзительный вопль. Он бросил дрова и помчался к ярко освещенной поляне. Такие высокие звуки могла издавать только Мария, и когда Гамильтон подбежал к ее гамаку, причина ее ужаса стала очевидна: гигантская, почти девятиметровая анаконда сделала свой страшный виток вокруг одной из крепежных веревок гамака, продолжая цепляться хвостом за дерево. Мария не была придавлена, просто парализована страхом и не способна двинуться с места. Анаконда разинула свою огромную пасть.
Гамильтону уже приходилось встречаться с анакондами, и он относился к ним с должным почтением, но не более. Он знал, что взрослая особь в состоянии целиком проглотить жертву весом до семидесяти килограммов. Но хотя эти твари могут проявлять бесконечное терпение и даже хитрость, выслеживая свою очередную жертву, они чрезвычайно медлительны в действиях. Пока Мария продолжала кричать в безумном страхе, Гамильтон приблизился к жуткой голове на расстояние полуметра. Как и любому другому существу на земле, анаконде хватило трех пуль в голову из "люгера". Она умерла немедленно, но даже после ее смерти соскользнувший ниже тугой виток продолжал обвивать лодыжки Марии. Гамильтон попытался разжать скользкое кольцо, но Рамон отстранил его и аккуратно всадил две пули в верхнюю часть витка, перебив спинной мозг. Мышцы змеи мгновенно расслабились.
Гамильтон отнес Марию на свое ложе у костра. Девушка была в состоянии слабого шока. Гамильтон часто слышал, что в таких случаях человека нужно держать в тепле, и не успела эта мысль пронестись у него в голове, как Рамон уже появился со спальным мешком в руках. Вдвоем они быстро уложили в него Марию, застегнули молнию и сели рядом. Наварро подошел к ним и ткнул большим пальцем в направлении заснувшего Смита:
- Вы только посмотрите на нашего галантного кавалера! Он спит? Ничего подобного. И не спал все это время. Я за ним наблюдал.
- Лучше бы ты пришел и понаблюдал за нами, - недовольно заметил Рамон.
- Если вы с сеньором Гамильтоном не в состоянии разобраться с глупой рептилией, то нам всем пора на пенсию. Я видел лицо Смита: он был напуган и не мог даже двинуться с места. Хотя вряд ли у него было такое намерение. Девушка пострадала?
- Физически - нет, - ответил Гамильтон. - Боюсь, все произошло по моей вине. Я разжег большой костер, чтобы отпугнуть диких животных. Анаконды тоже дикие животные и не меньше других боятся огня. Змея всего лишь хотела уйти. Но к несчастью, она устроилась на ночлег на дереве, к которому мы привязали гамак Марии. Я совершенно уверен, что она не собиралась причинять вред, просто старалась сползти вниз. Не говоря уже о том, что живот у змеи полон и, следовательно, пища ей понадобилась бы только недели через две, у нее на уме были вещи поважнее - как бы смотаться отсюда поживее. Впрочем, несмотря на неудачное стечение обстоятельств, все обошлось.
- Возможно, - сказал Рамон. - Я надеюсь.
- Ты надеешься? - сказал Гамильтон многозначительно.
- Я насчет травмы, - продолжал Рамон. - Как глубоко ее воздействие? Это было болезненное переживание, но, я думаю, это лишь часть проблемы. Мне почему-то кажется, что вся ее жизнь - сплошное болезненное переживание.
- Я вижу, ты крупный специалист в области психологии, психиатрии и так далее, - заметил Гамильтон без тени улыбки.
- А я согласен с Рамоном, - сказал Наварро. - Мы ведь близнецы, - добавил он, словно извиняясь. - Что-то во всем этом неправильно. Ее действия, ее поведение, то, как она говорит и улыбается, - трудно поверить, что она плохой человек, обыкновенная шлюха. Вот насчет Смита мы точно знаем, что он плохой человек. Мария к нему равнодушна, это понятно любому дураку. Тогда почему она с ним?
- Ну, - осторожно начал Гамильтон, - Смиту есть что предложить...
- Не обращай внимания на сеньора Гамильтона, - посоветовал Рамон. - Он пытается нас спровоцировать.
Наварро кивнул в знак согласия и сказал:
- Мне кажется, Мария в некотором роде узница.
- Возможно, - согласился Гамильтон. - А вам не приходило в голову, что и Смит в каком-то смысле ее узник, хотя и не знает этого?
Наварро посмотрел на брата, потом, укоризненно, на Гамильтона:
- Ну вот, опять вы за свое, сеньор Гамильтон. Вам известно что-то такое, чего мы не знаем, и вы нам не рассказываете.
- Я знаю то же, что и вы, и не претендую на то, что более внимателен или более глубоко мыслю. Просто вы еще молоды.
- Молоды? - возмутился Наварро. - Ни одному из нас никогда уже не исполнится тридцать лет.
- Я про это и говорю.
Гамильтон приложил палец к губам, потому что Мария пошевелилась. Она открыла глаза, все еще полные ужаса. Гамильтон ласково дотронулся до ее плеча.
- Все хорошо, - тихо произнес он. - Неприятности уже позади.
- Эта страшная, кошмарная голова... - хрипло прошептала Мария и задрожала.
Рамон встал и куда-то отошел.
- Эта жуткая змея...
- Змея мертва. А вы живы и здоровы. Обещаем, ничего плохого с вами больше не случится.
Мария прилегла, стараясь успокоить дыхание, и закрыла глаза. Она открыла их снова, когда Рамон вернулся и опустился возле нее на колени. В одной руке он держал алюминиевую кружку, в другой - бутылку.
- Что у тебя там? - спросил Гамильтон.
- Превосходный коньяк, - ответил Рамон. - О таком можно только мечтать. Из личных запасов Смита.
- Я не люблю коньяк, - отказалась девушка.