И как награда за лишения, брезжит перед ними мечта — ослепительная Флорида, райский уголок, где ждут их свобода, благополучная и беспечная жизнь, золотые пляжи, солнце — словом, вечный праздник. По мысли Тайсто, с такими же мечтами о свободе, богатстве, неисчерпаемых возможностях покидали родину когда-то их деды... Ни те ни другие не знали, что готовит им судьба, — стряхнуть с ног прах отчизны оказалось не так просто.
Мечты обманули двух бывших предпринимателей. Они полагали, что все уладится, стоит им только попасть в Америку, где налоговые инспектора и полиция не досаждают людям из-за таких пустяков, как сотня — другая. Свои деньги они сберегли, но слишком дорогой ценой — утратив то, чего не купишь ни на марки, ни на всесильные доллары. Прежде всего свое человеческое достоинство, которое подверглось испытанию с первых же шагов по обретенному раю. Тайсто и Эркки вполне могли бы жить праздно, хотя бы первое время: вывезенные из Финляндии капиталы позволяли им это, но они финны и, значит, прежде всего — работяги, поэтому пытаются найти применение своим силам. Однако, не имея полагающегося в таких случаях разрешения, приятели могут работать только нелегально, в одной компании со столь же бесправными неграми и мексиканцами.
Это унижает даже Тайсто, беспечного и неунывающего выпивоху. Эркки более восприимчив к происходящему вокруг, для него унизительно и многое другое — необходимость лжесвидетельствовать, отстаивая свое право работать, постоянные попойки, нравственная нечистоплотность, процедура личного досмотра при въезде в Канаду. Нити обмана, не обрываясь, тянутся за ними; здесь, во Флориде, они превращаются в липкую и прочную паутину. Все попытки Эркки и Тайсто работать честно кончаются неудачей, ссорами, драками, и они сами понимают, что разговоры о строгой трудовой жизни на маленьком ранчо в прерии, где они и их близкие будут окружены нетронутой природой, — иллюзия, за которую они цепляются в попытке нравственно оправдать свое бегство.
Тайсто и Эркки все отчетливее ощущают, как крепко держат их тиски нечестности и собственного малодушия. Райская жизнь оказалась миражом, а будущее еще более сомнительным оттого, что здесь, на чужбине, Эркки и Тайсто вплотную столкнулись с прошлым своей страны. Ведь они не первые и не единственные, кто оторвался от родины. В воспоминаниях других героев романа встают финские переселенцы прошлых десятилетий, пытавшиеся создать в Канаде сообщества благоденствия и любви. Все попытки этих мечтателей кончились крахом. Капиталистический мир, функционирующий совсем по другим правилам, не допустил появления внутри себя какой-либо другой организации общества, пусть и мини-размеров, каким было поселение финнов Сойнтула, откуда жители несостоявшейся «обители счастья» разбрелись по всему материку. И лишь в устных преданиях живут рассказы о соотечественниках, боровшихся за справедливость, о забастовках, расстрелах, жертвах, какими стали Вильо Росволл и Джон Вуотилайнен, зверски убитые подручными бывшего лахтаря.
В наши дни люди смирились, и новые знакомые Эркки и Тайсто — Отто, Якобсон, Суутари, Мяки, нежданно обретенный родственник Тим — приспособились к требованиям «свободного мира» и неплохо устроились в нем. Протест же нынешних недовольных выливается в пьяные безобразия.
Рвутся связи с родиной, и люди уже мало что знают о стране, где родились или они сами, или их отцы и матери. Эркки довелось услышать мнение, что дети в Финляндии рождаются не в родильных домах, а в саунах, у него спрашивают, растет ли в финских лесах черника; сын Тима, с которым у Эркки общий дед, носит финскую фамилию Хакала, французское имя Гастон, говорит по-французски и по-английски, но языка своего отца не знает, и, конечно, ничуть не трогают его старые фотографии из бабкиного альбома, никому, кроме нее, не нужные.
Не ждет ли Эркки и Тайсто горькая судьба людей без Родины? Уже сейчас они очень одиноки, земляки проявляют к ним интерес лишь постольку, поскольку могут использовать двух новичков для собственной выгоды, как это делают Якобсон, Тимо, Тапани. Не выдержав закордонных «радостей», уезжает домой жена Эркки, и мужа нет рядом с ней, когда появляется на свет их первый ребенок — дочь. Не обернутся ли те девятьсот двадцать девять дней, которые отметил в своем календаре Эркки, целой жизнью, в конце которой встанет на чужом кладбище могильный камень вроде того, на котором Эркки прочитал имя своего деда? Сказочная жизнь может подернуться омерзительной плесенью, толстый слой которой обнаружил Эркки в квартире, вернувшись из Канады. Плесенью может покрыться и душа, оторванная от корней, родного дома, близких людей. Здесь, на пороге не ставшего родным дома, Эркки готов к серьезному разговору с самим собой о себе самом — главном виновнике своих несчастий и единственном возможном своем спасителе. Эта готовность пришла к профессору Пихлая слишком поздно, но Эркки еще располагает временем.