Выбрать главу

Гертруда радостно бросилась ему на шею.

– Я так счастлива, – сказала она.- Я чувствовала, что больше не смогу отпустить тебя от себя.

В Луисвилле управляющий магазином принял его отставку, но предложил ему остаться в штате и получать деньги за то, что определенный ассортимент их товаров – бухгалтерские книги, чековые книжки и тому подобное – он будет предлагать в тех городах, которые ему предстоит посетить. Эдгар с благодарностью согласился. И вот 1 февраля 1900 года Эдгар Кейси, торговец и страховой агент, отправился в путь по городам Западного Кентукки.

В начале марта он приехал в Элктон, небольшой город приблизительно в сорока милях от Хопкинсвилла. До этого в течение нескольких недель он периодически страдал сильными головными болями. Однажды утром, когда он был в Элктоне, голова разболелась особенно сильно. Он нашел врача и попросил успокоительное. Врач дал ему порошок и велел выпить его со стаканом воды, Эдгар вернулся в гостиницу и принял лекарство.

Когда он очнулся, то был уже дома, в Хопкинсвиллле, в кровати. В комнате находились двое врачей – домашний доктор Дж. Б. Джексон и доктор А. К. Хилл. Они с беспокойством смотрели на него. Эдгар слышал, как они разговаривали со сквайром, который рассказывал им, что друг их семьи по имени Росс Роджерс наткнулся на Эдгара в Элктоне: тот в беспамятстве бродил по вокзалу. Он не узнал Росса. На нем было пальто нараспашку, а шляпа вообще отсутствовала. Росс привез его домой. Росс должен был вот-вот подойти.

Эдгар пытался заговорить, что-то спросить, но голоса не было, а был лишь слабый болезненный шепот. Ему дали полоскание, но оно не помогло. Наконец шепотом и жестами он смог рассказать свою историю. Врачи осмотрели его и сказали, что, за исключением хрипоты, он был в полном порядке. Очевидно, он принял слишком большую дозу успокоительного, и это повлияло на его нервную систему. А горло, скорее всего, он простудил, когда бродил по улицам в холодную погоду в расстегнутом пальто и без шляпы.

Они порекомендовали ему отдохнуть.

На следующий день он уже был на ногах, готовый приступить к работе. Но хрипота не прошла ни на следующий день, ни через два дня. Пригласили доктора Мэннинга Брауна, местного ларинголога. Он сказал что-то про афонию и попросил разрешения пригласить других специалистов. Их побывала целая толпа, и каждый предлагал свою теорию. Приезжал даже знаменитый специалист из Европы, который оказался в это время в соседнем городе и заинтересовался “любопытным случаем”. Недели сменялись месяцами. Наступила весна, а за ней лето. Хрипота не проходила.

Однажды Эдгар понял, что он неизлечим. Врачи приезжали к нему не для того, чтобы помочь: им было просто интересно. Пелена спала с его глаз однажды Утром, после того, как он проанализировал то, что говорил кто-то из врачей, и то, как доктор Браун представил его коллеге, когда Эдгар пришел к нему на прием. Теперь он видел себя глазами других: перед ними был человек, который потерял голос и который никогда не сможет говорить, кроме как шепотом.

Какое-то время ему было трудно отказаться от надежды. Он привык выздоравливать и не мог расстаться с этой привычкой. Вера в докторов сменялась надеждой на чудо. И лишь затем, постепенно, он смирился и посмотрел правде в глаза.

Ему надо было искать работу. Это было главное обстоятельство, вынуждавшее его осознавать свое новое состояние. Человек без голоса не мог торговать; он не мог быть служащим; он не мог работать там, где ему когда-либо приходилось работать. Он мог бы возвратиться на ферму, но тут же отказался от этой мысли. Ему нужен был город: он был одинок, подавлен, испуган. Он хотел, чтобы рядом было много людей, хотя он и не мог с ними говорить или делать то же, что и они. Они были ему нужны. Оставшись один, он столкнулся бы с проблемами, к которым еще не был готов.

Местный фотограф У. Р. Боулз разрешил проблему работы. Он предложил Эдгару место ученика в своей студии, и тот согласился: казалось, это было как раз то, что нужно. Он будет среди людей, не будучи обязанным говорить с ними: это будет делать мистер Боулз. Он получит профессию, которая, независимо от того, вернется к нему голос или нет, даст ему средства к существованию.