Все это припомнил сейчас Георгий, когда шофер лихо направил машину через Урал. На середине реки все-таки угодили в котловину, — мотор захлебнулся и заглох. (Детские веселые истории неминуемо повторяются в зрелые лета.) Они посидели несколько минут в машине, наполовину залитой водой; к сожалению, никто не последовал за ними. Нужно, значит, самим идти за трактором, что работал невдалеке.
Пока трактор вытаскивал «Волгу», пока братья приводили себя в порядок, солнце закатилось. И еще ярче загорелось второе — газовое — солнце над окрестной степью. Небо густо окрасилось в гранатовые тона, а лимонный разлив заката совсем поблек над дальними увалами.
— Нельзя ли поскорее, я могу опоздать на поезд, — мягко попросил Олег шофера.
«Волга» помчалась по сыртинскому плато, оставляя позади себя тревожное сияние. Вот так же когда-то мчался к Дунаю капитан Георгий Каменицкий во время первого танкового прорыва немцев в районе Будапешта. И точно такое багровое небо оставалось за спиной... Нечаянное воспоминание возникло у него на одну минуту и пропало. Вокруг была родная всхолмленная степь, обращенная увалами на юг, к реке, за которой ширилось, крепчало с наступлением сумерек дьявольское зарево. Ни один тушканчик не перебежал дорогу. Наверное, и суслики, и байбаки — все живое попряталось в норы.
На востоке слабо засветился город. Быстрая езда освежила Олега, он едва не заговорил о Метелевой. В самом деле, как относится к ней брат? — спросил он неожиданно себя и испугался своего вопроса: надо было подумать об этом раньше. Неужели что-то сохранилось у них от прошлого?..
А Георгий всю дорогу рассуждал о будущем степного Предуралья:
— Ты и не представляешь себе, Олешка, как тут все переменится за две-три пятилетки, какой газовый комплекс тут поднимется. Верно говорил отец, что его открытия на востоке области — лишь начало. Он будто сердцем чувствовал, какие богатства скрыты на южном торце Урала...
— А что станет с нашими реками, с нашим чистым небом?
— Откуда у тебя такой скепсис?
— Химия есть химия. Она мстительна, как все обладатели сокровищ.
Георгий промолчал, хотя Олегу уже не терпелось возражать, спорить с братом.
Они успели к отходу поезда. Георгий проводил брата до самого вагона, будто расставался с ним надолго.
— Скоро ли в наши края? — спросил тот на прощанье.
— Как сложится на работе.
Олег стоял в тамбуре и смотрел,на Георгия с прихлынувшей грустью. Ему стало жаль его, заметно постаревшего, одинокого. Когда же он так сдал, или это кажется в полусвете перронных фонарей.
— Ждем тебя, слышишь? — тепло сказал Олег и виновато улыбнулся, подумав опять о Метелевой.
Поезд тронулся.
И Георгию самому захотелось куда-нибудь ехать, быть в движении, а не сидеть в городе в такую духоту. Сегодняшняя встреча с Олегом настроила на прежний лад, когда он летом пропадал в экспедициях, а зимой — в командировках, когда время листалось во много раз быстрее. Он всю жизнь подхлестывал свои годы, которые летели во весь опор, только версты мелькали на обочине.
— Давай в управление, — сказал Георгий своему шоферу, несмотря на поздний час.
8
Вся бригада Клары Кузнецовой ходила в героинях. Девушки посмеивались друг над другом, но втайне гордились тем, что их щедро расхвалили. (До сей поры они и не догадывались, что такие работящие, умелые да умные!) Из всех одна, Клара старалась быть сдержанной, но Саша-то видела, что и она довольна этой славой. Она приезжала теперь на работу не в комбинезоне, а в платье и даже с подкрашенными глазами. — Ты как настоящая египтянка! — сказала ей сегодня Саша.
— Что ты имеешь в виду — наш ручной труд?
— Не хитри! Если говорить о малярах и штукатурах, то все мы египтяне. А я говорю о твоих глазах.
— Оставь.
— Думаю, что теперь-то уж мой дядюшка и взгляда не отведет от бригадира.
— Сколько можно тебя просить?
— Не буду, не буду!
— Кстати, почему он не вышел на работу?
— Не подумай, что заболел, Петр Ефимович отпустил на денек в область. Поехал к Метелевой.
— К Метелевой?
— Он недоволен, что Павла Прокофьевна заодно расхвалила и его.
— Вот как?.. — В искусно удлиненных глазах Клары появилось искреннее недоумение. Она вдруг ощутила глухое беспокойство, что-то вроде первой и беспричинной ревности. — Это он напрасно к ней поехал.