— Без вас мне и белый свет не мил...
Наступила тягостная пауза. Олег совершенно растерялся и не знал, как лучше ответить ей, как успокоить, не обнадеживая. Он встал, подошел, сел рядом, взял ее отчего-то озябшую руку.
— Спасибо, Клара... Во всяком случае, я и предположить не мог, что ты... Но поверь, это со временем должно пройти... — И он начал было рассказывать о том, как сам когда-то ошибался в своих чувствах...
— Не нужно, Олег Леонтьевич. — Она решительно отняла руку, поднялась. — Можете думать обо мне что угодно.
— Клара!
Она поспешно оглядывала комнату, ища свою хозяйственную сумку, пока не вспомнила, что сумка у нее под стулом.
— Прощайте, Олег Леонтьевич... — глаза ее, полные слез, горели нестерпимым блеском.
— Не надо так, Клара...
Она быстро вышла, почти выбежала, чтобы не расплакаться при нем.
Но зато уже в полутемном коридоре недостроенного дома она наревелась досыта. Когда немного отлегло от сердца, привела себя в порядок и пошла к трамвайной остановке. «И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать...» Только сейчас поняла она до конца, какого мужества требует любовь от человека.
В трамвае говорили о разных пустяках — о ценах на зеленый лук, о том, где продавали какую-то посуду. Она слушала, досадуя, что люди заняты такими мелочами. Проходя по вагону на переднюю площадку, уловила отрывок разговора о чьей-то неудачной жизни. Молодая женщина заметила: «Мы сами виноваты, избаловали мужчин». Другая, постарше, рассудила проще: «Да на них везде теперь наценка». Клара печально улыбнулась: скажут тоже — наценка на мужчин! Но была и некая правда в словах старшей. Не Олегу Леонтьевичу, а ей, Кларе, пришлось сегодня поступиться самолюбием. Его, наверное, даже не огорчила ее унизительная исповедь. Что поделаешь — насильно мил не будешь. Значит, не судьба. Однако чем больше успокаивала себя, подъезжая к дому, тем тревожнее становилось на душе. Недавно еще теплилась малая надежда: только тем и жила последние два года, А теперь и надежды нет. Раньше в таких случаях выходили очертя голову замуж за нелюбимого, но она не выйдет. Нет уж, «и в пролет не брошусь, и не выпью яда».
У подъезда ее терпеливо ждала Саша. Она заглянула в лицо подруге и промолчала. Клара сама сказала как можно спокойнее:
— Ты права, не надо было унижаться.
— Он еще пожалеет, вот увидишь!
— Обещай мне больше не говорить о нем.
— Да черт с ним, в конце концов!..
— Ладно, иди, поздно, — сказала Клара.
Она устало поднималась на второй этаж по выщербленной лестнице. Неужели так вот и кончилась сегодня ее безоблачная молодость?..
16
Весна выдалась на редкость дружная.
Сначала ход ее притормаживали ночные заморозки, а потом были сразу отпущены все тормоза. Малые и большие реки тронулись почти одновременно.
Урал вымахнул из берегов, затопил пойменные леса, прочно соединился с ближними озерами и пошел разгуливать казачьей вольницей. Его северные горные притоки хлынули на юг, соревнуясь в беге с южными, степными. И зашумела под апрельским ветром вся крона пугачевского Яика — от подножия до вершины.
Давно не случалось такого буйного разлива, кажется, с войны. Люди заново обстроились по берегам, не думая о том, что половодье еще доставит им когда-нибудь столько неприятностей. С годами укоренилась мысль, что Урал сильно постарел за эту четверть века и уж, конечно, не способен на былые молодецкие набеги.
Раньше говорили: идет ярский лед, за ним, через неделю, жди лед с верховья. Да и вода делилась на степную и верховую, горную. Тут же за одни сутки все пришло в движение, перемешалось. К утру низинная старая часть Ярска была уже в воде, а к вечеру река вплотную подобралась к станицам, расположенным на западе от города. Вал половодья катил себе все дальше, привычно огибая разлапистые отроги гор.
В еще худшем положении оказались четвероногие обитатели приречных мест — лоси, косули, зайцы, бобры, лисы, которых немало развелось в последние годы под охраной закона. Они вообще вели себя беспечно в своих заказниках, не догадываясь, как им придется туго во время большого паводка. И начался невообразимый переполох среди беззащитного зверья: плыли, звучно отфыркиваясь, тяжелые лоси, пугливо жались на островках изящные косули, метались из стороны в сторону зайчишки вместе с матерыми лисицами.
Деды Мазаи космического века бросились выручать их из беды. С утра до позднего вечера тарахтели лодочные моторы в затопленных лесах. Зайцев спасали без особого труда, как и в былые некрасовские времена, но косули, завидев человека, кидались прямо в круговерть. Хорошо, что Мазаи на моторках вовремя настигали их, когда они уже выбивались из сил.