Казаки соскочили с лошадей, на ходу сбросили пушки с передков и засуетились около орудий. Ян сам лег за пулемет, дал длинную, без единого перебива очередь, больше для острастки, потому что до батареи было далековато. Орудийная прислуга немедленно укрылась за боевые щиты, а коноводы и ездовые отскочили в степь.
Вера ждала, ей сделалось не по себе: против артиллерии и латыши бессильны. Однако она испытывала гордость, что участвует в таком жарком деле.
Там, на бугре, метнулись блеклые под солнцем четыре вспышки, ахнула земля от дробного залпа и гулким эхом отозвался пойменный лес на череду разрывов. Перелет!.. Вера сжалась в комочек, ожидая новой батарейной очереди. Но казаки что-то замешкались. Только хотела глянуть вдоль цепи, как ведут себя дружинницы, грохнули еще разрывы. Недолет!.. «Они лихо рубят, да стреляют в белый свет как в копеечку...» — опять вспомнила Вера фейерверкера Логвиненко.
Эх, Вера, Вера, она еще не знала, что перелет и недолет — это и есть та самая нулевая вилка, вслед за которой жди прямых, точных попаданий.
Оглушенные раскатами фугасного грома, женщины лежали в своих окопах, не в состоянии шевельнуться. Вера чувствовала во рту вяжущую сухость, такую сухость, что, кажется, слова не вымолвишь. «Как там моя Поленька?» — подумала она, чтобы отвлечься хотя бы в мыслях от этого грохочущего ада. Близкий разрыв сильно тряхнул ее, засыпал глиной, и Вера решила, что вот и все... К счастью, осколки пролетели мимо с разбойным свистом.
И в ту же минуту сделалось тихо-тихо. «Неужели контузия?» — испугалась Вера. Она торопливо выглянула из окопа: дутовская батарея снималась с огневой позиции, а справа, из рощи, густо высыпала двойная цепь соседнего батальона. Отчетливо было видно, как рабочие ходко идут в атаку.
Это 217-й и 218-й полки, один за другим, по сигналу, встали на казаков. В первых боевых цепях, с винтовками наперевес, шли командующий обороной Великанов, начальник политотдела Здобнов, комиссары полков Ефим и Марк Башиловы. Наступление охватило все пространство от самого полотна железной дороги и до мелколесья, левее которого латыши надежно прикрывали излучину Урала. Спешенные казаки попятились назад. Сначала они отходили перебежками, уступ за уступом, но, оказавшись в чистом поле, где не за что и глазом зацепиться, они бросились к тыловым балкам, в которых сгрудились коноводы с лошадьми. Нет на войне дороже этих минут, когда видишь бегство неприятеля!
Вера ликовала. Только почему медлит Петерсон? Надо же пользоваться моментом... Однако участие в общей атаке не входило в задачу латышей вплоть до того, как будет занят Меновой двор. Ян следил за событиями без восторгов: он знал, как поминутно колеблются чаши весов в такой баталии. К тому же он был расстроен — погиб его лучший пулеметчик, ранены еще двое.
В женской дружине раненых не оказалось, но была сражена осколком Дуся Никитина, мать семейства. Ее положили рядом с убитыми латышами, в ожидании лодки. Теперь одной из женщин приходилось неотлучно ухаживать за ранеными: они вповалку лежали у самого подножия черного тополя — осокоря, под его раскидистой, наполовину сухой кроной, заменявшей больничную палату.
Когда Вера, наскоро простившись с Дусей, опять устроилась в своем окопчике, батальоны справа уже залегли на новом рубеже, взятом у казаков, отступивших в степь. Пеший казак в степи — не казак, этим и воспользовался Михаил Дмитриевич. Наступать же дальше, к Меновому, он пока не решался: белые могли бросить против его пехоты массу конницы, которую удобнее встретить из окопов дружным залповым огнем.
Великанов не ошибся: конница не заставила себя долго ждать. Генерал Жуков развернул на широком ковыльном косогоре целую кавалерийскую дивизию.
Лава за лавой накатывались на позиции красных. Не только Вера, даже Петерсон никогда не видел такого скопища людей и лошадей, намертво соединенных в одном безумном, отчаянном рывке. Слитный гул от кованых копыт, лязга оружия, конского храпа, неистового крика всадников нарастал с каждым мигом. Казаки размахивали клинками кругообразно и с такой силой, что сплошное, нестерпимое свечение множества сабельных кругов больно, жгуче резало глаза, мешало целиться. Да, первая кавалерийская дивизия Дутова шла ва-банк.
И вот грянул залп. Еще залп... Головные кони разом вскинулись на дыбы, взвились десятками свечей и стали заваливаться на бок, подминая седоков. Или сами казаки с разгона падали наземь, и тогда их кони, освободившись от мертвого груза, во всю мочь скакали в тыл, сшибая встречных.